Я сделала это.

Я.

Я повлияла на парня, который гордится тем, что он холодный, отстраненный и безразличный.

И он хочет от меня чего-то яростного прямо сейчас. Я практически чувствую это в воздухе между нами.

— Николас, — вздыхаю я, когда моя спина сталкивается со стеной, а он не прекращает красться ко мне.

Его челюсть тикает, когда я называю его так, у него перехватывает дыхание.

— Я не боюсь. Но я думаю, что ты трус.

Его брови сжимаются в замешательстве, прежде чем гнев берет верх.

— Неправильно, — выплевывает он, внезапно наклоняясь и вытаскивая что-то из своей лодыжки.

— Ч-что ты делаешь? — спрашиваю я, мои глаза мечутся между ним и ножом, который он только что вытащил.

— Я убил человека сегодня ночью, Ангел, — говорит он мне ровным и холодным голосом. — Я пытал его до тех пор, пока его тело больше не могло этого выносить, и я наблюдал, как жизнь покидает его глаза.

Мое дыхание такое громкое, что становится неловко, когда я стою там, наблюдая за ним, слушая, как он исповедуется в своих грехах.

— Я пощадил двух других. На данный момент. Но к тому времени, когда я покинул ту комнату, они были без сознания от огромного количества боли и страданий, которые я им причинил.

— Ты получил необходимую информацию? — спрашиваю я, заставляя себя сохранять спокойствие.

Деймон может быть и не в себе, но он ничего не делает без причины. Люди, о которых он говорит, заслужили это.

— Недостаточно, нет.

— Может быть, тогда тебе не стоило никого убивать, — заявляю я.

Он прижимает острие ножа к своей ладони, и я вздрагиваю.

— Ч-что ты делаешь?

Его глаза отрываются от созерцания клинка и находят мои. Он смотрит на меня из-под ресниц, темный голод сочится из него.

Он снова подходит ближе, не выпуская нож из руки.

— С тех пор, как я вышел из этого здания, я мог думать только об одной вещи.

У меня кружится голова, пока я жду его признания.

— Я хочу отметить тебя, Калли.

О, черт.

— Я хочу нарисовать тебя своей кровью. Сделать тебя своей.

— Т-ты с-сумасшедший, — заикаюсь я.

— Это ни для кого не новость, Ангел.

В одну секунду он стоит передо мной с занесенным ножом наготове, а в следующую он разрезает этой штукой прямо поперек ладони, и он со звоном падает на пол.

— Дэйм— Его имя прерывается, когда он прижимается ко мне всем телом, его кровоточащая рука ложится сбоку на мою шею, а его губы обрушиваются на мои.

Секунду или две я не двигаюсь, но затем он закидывает одну из моих ног себе на бедро, прижимаясь ко мне.

Его поцелуй жестокий, требовательный, и я, блядь, тону в нем.

В нем нет ничего нежного, когда его зубы покусывают мою нижнюю губу и язык, его пальцы впиваются в мою задницу, когда он прижимает меня к себе, а другой рукой он прикасается ко мне повсюду, делая именно то, чего он жаждал, и окрашивая меня своей кровью.

Мое тело горит жарче, чем я когда-либо знала, мое освобождение приближается быстрее, чем, я уверена, должно быть от простого трения с ним.

— Николас, — стону я, когда он наконец отрывает свои губы от моих, чтобы целовать, сосать и покусывать мою шею.

Моя голова откидывается на плитки. Мимолетная мысль о том, чтобы заставить его остановиться, прежде чем мне придется потратить все завтрашнее утро, пытаясь скрыть его следы, вскоре забывается, когда он берет мою майку в руки и разрывает ее пополам, чтобы не натягивать ее через голову и не прерывать поцелуй.

— О Боже, — стону я, когда его руки обхватывают мою ноющую грудь.

Взглянув вниз, я нахожу именно то, что ожидала — красные пятна на моей коже, точно такие же, как у него. Только мои не принадлежит врагу, только дьяволу.

Следующими идут мои трусики, которые практически распадаются под его прикосновением.

— Черт возьми, ты прекрасна, — рычит он, опускаясь ниже и посасывая чувствительную кожу моей груди, прежде чем, наконец, взять мой сосок в рот.

Мои пальцы запутались в его волосах, удерживая его на месте, пока он сводит меня с ума. Его глаза все время удерживают мои, наблюдая за каждой моей реакцией и поглощая все мои крики и мольбы о большем.

— Однажды, — рычит он, — я собираюсь заставить тебя кончить вот так.

— Но не сейчас? — спрашиваю я, звуча не более чем как отчаявшаяся шлюха.

Он усмехается, выпрямляется и лишает меня дальнейших мучений от своего сводящего с ума языка.

Он не отвечает. Вместо этого он поднимает ладонь и проводит языком по всей длине пореза, а затем обхватывает рукой мою шею сзади, просовывая язык мне в рот и позволяя мне попробовать его кровь.

— О Боже, — всхлипываю я.

Это не должно быть так хорошо.

Я должна испытывать отвращение, ужас. Но все, о чем я могу думать, это получить от него больше.

Я глубоко облизываю его рот, мои руки скользят вверх по его рубашке, прежде чем я провожу ногтями по его прессу, заставляя его рычать в нашем поцелуе.

— Ты нужна мне, Ангел. Мне нужен твой гребаный рот на мне.

Все к югу от моей талии сжимается от желания при виде образа, который рисуют в моей голове его слова.

Отрывая свои губы от моих, он пристально смотрит мне в глаза, его пальцы запутываются в моих волосах, пока они не начинают гореть.

— Встань на колени, Ангел.

Я задыхаюсь, когда падаю на твердый пол подо мной и останавливаюсь прямо перед массивной палаткой в его штанах.

— Какого черта ты ждешь? — лает он, притягивая меня ближе, заставляя потереться носом о его длину.

Мой рот наполняется слюной, а киска сжимается при мысли о том, чтобы снова попробовать его на вкус, почувствовать его в глубине моего горла.

— Ангел, — стонет он, вызывая волну силы, проходящую через меня.

Он такая загадка в нашей группе. Тот, с кем никто на самом деле не знает, как справиться. Он опасен, жесток, наводит ужас. И все же он здесь, полностью в моей власти.

Дотягиваясь до его пояса, я быстро расстегиваю его и стягиваю с него брюки и боксеры до бедер.

Возможно, я видела его раньше, но все же это не мешает мне потрясенно выдыхать при виде его размера, а также этого серебряного пирсинга, который, кажется, взывает ко мне.

Поэтому с ним было так хорошо?

Нет. Это была наша связь. Каким бы невероятным это ни было, кажется, что при нашем столкновении происходит что-то волшебное, и я быстро становлюсь зависимой от этих украденных моментов, которые он продолжает дарить мне.

— Черт, — рявкает он,