когда я обхватываю пальцами его основание и облизываю кончик. Вкус его спермы наполняет мой рот, и это только усиливает мой голод по нему.

— Теперь не так страшно, да? — бормочу я, глядя на него сквозь ресницы.

Вид его брошенного ножа недалеко от его ног привлекает мое внимание.

Идеи роятся в моей голове, идеи, которые, я уверена, ему понравились бы.

Садистский мудак, похоже, пристрастился к хорошей порции боли.

Внезапно истории, которые привели меня в ужас и которые Стелла и Эмми с радостью рассказали мне, кажутся более осмысленными.

Я прикусываю нижнюю губу, задаваясь вопросом, смогу ли я пройти через это. Отмечая его таким постоянным образом.

Заявляя права на него.

От этой мысли мое сердцебиение становится чертовски опасным.

— О чем бы ты сейчас ни думала, — говорит он, хватая меня за подбородок и заставляя снова посмотреть ему в глаза, — не забывай об этом.

Прежде чем у меня появляется шанс ответить, он просовывает головку своего члена мимо моих губ, обрывая все, что я, возможно, хотела ему сказать.

Сила, которой, как я думала, я обладала здесь, внизу, была всего лишь иллюзией, потому что у меня не было шанса взять ситуацию под контроль, когда он входил и выходил из моего рта, заставляя меня держаться за его сильные бедра, чтобы не рухнуть на пол с каждым ударом его бедер.

Где сейчас эта невинная, наивная маленькая принцесса, а? Думаю я про себя, забирая все, что у него есть для меня.

Как только его член начинает набухать, его хватка на моих волосах усиливается, и я откидываюсь назад, его член соскальзывает с моих губ.

— Что—

— Я не кончу тебе в рот, Ангел. Я мечтаю оказаться так глубоко в твоей киске, что ты всегда будешь помнить, что я был внутри тебя, и я не позволю этому закончиться по-другому.

Мои ноги отрываются от пола, и я ударяюсь спиной о холодные плитки.

— Если ты мечтала о милом парне, который подарит тебе весь мир и будет относиться к тебе так, словно ты сделана из стекла, то тебя ждет разочарование, Ангел.

— Н-нет, я не— Мои слова обрываются, когда он входит в меня.

— Знал, что ты будешь, блядь, истекать из-за меня, просто отсосав мой член, красавица, — стонет он мне на ухо, замирая на мгновение.

Я не могу удержаться от улыбки. Он может утверждать, что он жестокий и только берет, но эта пауза, какой бы короткой она ни была, показывает мне, что это чушь собачья. Ему не все равно. Он заботится обо мне больше, чем, я уверена, он даже осознает, что показывает.

— О, черт, — кричу я, когда он наконец выходит, прежде чем врезаться в меня так глубоко, что я понятия не имею, нравится мне это или ненавижу.

Его пальцы сжимают мои ягодицы, не оставляя у меня сомнений в том, что его следы будут там, а также на моей шее, еще несколько дней.

— Черт, — ворчит он. — Твою киску только что затопило. О чем ты думала?

Я колеблюсь — не потому, что у меня нет ответа, а потому, что его карательные выпады делают меня бесполезной.

— Т-ты, — наконец выдавливаю я. — О-отмечаешь меня.

— Черт возьми, да. Я бы написал свое имя на твоей прекрасной коже, если бы мог. Ты моя, Каллиста. Моя.

Я вцепляюсь в его плечи, желая, чтобы он снял рубашку прямо сейчас, но слишком потеряна от его жестоких толчков, чтобы даже подумать о том, чтобы что-то предпринять по этому поводу.

Одна из его рук оставляет мою задницу, и он просовывает ее между нашими телами, находит мой клитор и сильно сжимает его.

— О, черт. Черт возьми, — стону я.

— Твоя киска… черт возьми, Ангел. Я не заслуживаю такого удовольствия.

— Да, да. — Я должна была сказать ему, что он заслуживает, но я не уверена, что он воспримет это, когда я мчусь к финишной черте. — Николас, блядь.

— Приди за мной, Ангел. Я хочу почувствовать, как ты доишь мою сперму прямо из меня.

— Да, да, — повторяю я снова, как будто это единственное слово, которое я могу вспомнить, когда погружаюсь в самое интенсивное освобождение, которое я когда-либо испытывала. И он прямо за мной, громко рычит в изгиб моей шеи, когда его член дергается внутри меня, наполняя меня, как он и обещал.

— О Боже, — тяжело дышу я, едва в состоянии вдохнуть необходимый мне воздух, когда моя голова откидывается к стене.

— Чертовски идеально, — бормочет Деймон, его глаза изучают каждый дюйм моего тела, когда он ставит меня на ноги и делает шаг назад.

Его внимание к моему телу заставляет меня посмотреть вниз, и я ахаю от своего состояния. Кровь покрывает мою бледную кожу, когда его сперма начинает стекать по моим бедрам.

Протягивая руку, он проводит пальцами вверх по моей ноге, пока два из них не оказываются внутри меня, запихивая все это обратно внутрь, как будто это принадлежит мне, а не ему.

По моему телу пробегают мурашки, когда он дразнит меня. Я слишком потеряна в пьянящем ощущении, чтобы заметить, как он нажимает рукой на ручку душа. Вскоре я понимаю, что он натворил, когда на нас обоих льется ледяная вода, немедленно пропитывая одежду Деймона.

— Деймон, какого черта ты—

Мои слова запинаются, когда он тянется за моей губкой и бутылочкой геля для душа сбоку.

— Очищаю тебя.

— Я думала, я тебе нравлюсь грязной, — съязвила я.

Его глаза пылают жаром, но он не прекращает того, что делает.

Намылив губку, он придвигается ближе, забираясь все дальше под струи душа, и кладет ее мне на плечо. Он тщательно очищает каждый дюйм моего тела. Успокаивающие круги, которые он проводит по моей коже, полностью расходятся с его жестокими прикосновениями не так давно, и, как и все, что связано с этим загадочным мужчиной передо мной, у меня кружится голова.

Дюйм за дюймом он смывает кровь, которой пометил мое тело.

Его прикосновения гипнотизируют, но, когда он убирает руку, и я бросаю взгляд на рану на его ладони, все вокруг меня рушится.

Я тянусь к нему и тяну его руку между нами, чтобы я могла посмотреть.

— Нам нужно разобраться с этим, — тихо говорю я.

Движением, от которого у меня замирает сердце, он забирает ее обратно и сжимает в кулак.

— Все в порядке.

Его глаза удерживают мои, и мрачная покорность в них говорит мне все, что мне нужно знать о том, что произойдет дальше.

— Не надо, пожалуйста. — Слова слетают с моих губ без указания моего мозга, когда я делаю шаг к нему.

Но это бессмысленно. Он вернул свою холодную, жесткую маску на место, и я