(Гришин), добавились три временных: архиепископы Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий), Куйбышевский Алексий (Палицын) и Ярославский Иоанн (Соколов).

Собор принял и несколько общественно значимых документов. Среди них Декларация (Обращение) с осуждением изменников вере и Отечеству. В ней отмечалось, что «среди духовенства и мирян находятся такие, которые, позабыв страх Божий, дерзают на общей беде строить свое благополучие: встречают немцев как желанных гостей, устраиваются к ним на службу и иногда доходят до прямого предательства, выдавая врагу своих собратий, например, партизан и других, жертвующих собою за Родину». Все таковые «изменники христианскому делу и предатели Церкви» не только осуждались, но и «как противники Креста Господня» отлучались от церкви и лишались сана.

В Обращении «Ко всем христианам мира», участники Собора призвали «дружно, братски, крепко и мощно объединиться во имя Христа для окончательной победы над общим врагом».

В Обращении к советскому правительству высказана была благодарность за предоставление возможности провести Собор и высказана уверенность, что церковь и далее продолжит свое участие в «общенародном подвиге за спасение Родины».

Под этими документами стояли подписи всех участников Архиерейского собора, в том числе и подпись архиепископа Красноярского Луки (Войно-Ясенецкого). Он в полной мере разделял все их положения. Можно уверенно утверждать, что представления Луки о жизни Русской православной церкви в Советском Союзе и за его пределами, о зверствах и издевательствах фашистов в отношении православной веры, о сложном процессе строительства новых отношений с советским государством, о патриотическом служении православной паствы в тяжкие годы войны самым существенным образом расширились, ибо что-то малое он знал, о чем-то мог догадываться, но об огромном массиве информации он не мог и предполагать!

Завершающим деянием Собора в эти сентябрьские дни 1943 года стала интронизация (возведение на престол) новоизбранного патриарха Русской церкви в Богоявленском кафедральном соборе. Провидчески она пришлась на день памяти святого князя Александра Невского, покровителя Земли Русской.

Встреченный всем Собором епископов (был среди них и архиепископ Лука) и представителями московского духовенства и паствы патриарх Сергий, приложившись к кресту, поднесенному кафедральным протоиереем, взошел на кафедру посередине храма. Протоиерей Колчицкий огласил Деяние Собора об избрании митрополита Сергия и присвоении ему звания Святейшего патриарха Московского и всея Руси. Весь сонм духовенства, а за ним и вся полная народу церковь провозгласили троекратное «Аксиос!». Митрополит Киевский Николай поднес патриарху куколь, тот возложил его на себя. Вслед за этим митрополит Ленинградский Алексий поднес святейшему патриарший жезл.

Затем последовали выступления маститых иерархов. Из их речей зримо предстал жизненный путь патриарха – выдающегося богослова и церковного деятеля. Особенно выделялась его деятельность во времена «раздора и разброда в церкви» в 1920—1930-е годы, заслуги его как «церковного кормчего» в период местоблюстительства.

В день интронизации Сергий обратился к пастве со своим первым патриаршим посланием. Извещая верующих о «восприятии патриаршего сана», Сергий призвал их «трудиться над очищением церковной ограды от всяких нестроений», устроять церковную жизнь по церковным правилам, охранять православную веру, всемерно участвовать в общецерковном подвиге противостояния захватчикам.

Сохранились, пусть и немногие, документальные свидетельства об участии архиепископа Луки в мероприятиях периода Архиерейского собора.

На первом заседании Священного синода было рассмотрено заявление архиепископа Луки о необходимости принятия мер к устранению вкравшихся в богослужебный и бытовой строй жизни и деятельности духовенства уклонений от нормы по местам (сокращение чина богослужения, недостаточное учительство, случаи побора и др.), а также о желательности снабжения духовенства апологетической литературой. Действительно, это было очень важно, и эти проблемы затронул патриарх Сергий в первом своем послании к духовенству.

В одном из своих писем Лука писал детям: «Две мои статьи переданы Всеславянским комитетом по радио в “Нью-Йорк Таймс”. Во время заседания Собора для выбора Патриарха и вчера во время торжественного богослужения нас без конца фотографировали, были члены дипломатического корпуса. Я состою членом Синода, и сегодня было первое заседание… В Чрезвычайной государственной комиссии зашел разговор обо мне, и акад[емик] Тарле сказал, что московские хирурги считают меня крупнейшим хирургом СССР. На Соборе я тоже был на первом месте после двух митрополитов».

По возвращении из Москвы в Красноярск Лука окунулся в свою прежнюю жизнь с ее заботами и в госпитале, и в церковном сообществе. К тому же он стремился завершить новую книгу о поздних операциях ранений коленных и бедренных суставов, крайне, как он считал, необходимую для хирургов военных госпиталей, а также второе издание «Очерков гнойной хирургии», переработанное и значительно дополненное.

В первое же после возвращения из Москвы посещение храма Лука подробно рассказал собравшимся о работе Архиерейского собора, принятых им документах и об избрании патриарха Сергия (Страгородского), имя которого отныне возглашалось за каждым богослужением.

Теперь, когда между Красноярской епархией и Московской патриархией установилась устойчивая связь, архиепископ Лука получал полную информацию о событиях общецерковного значения и доводил ее до своей паствы. В частности, речь шла о постановлениях СНК СССР об открытии православного богословского института и богословско-пастырских курсов (28 ноября 1943 года), о порядке открытия церквей (28 ноября 1943 года), о награждениях православного духовенства государственными наградами за патриотические деяния. Это давало возможность надеяться, что и в Красноярской епархии могут произойти серьезные изменения в церковной жизни.

Намеревался ли Лука свою дальнейшую архиерейскую судьбу продолжить в Красноярской епархии? Хотел ли он по-прежнему оставаться в этом северном крае, с которым связаны были столь тяжелые для него годы отшельничества, невзгод, потерь и, прямо скажем, научной бесперспективности? Наверное, нет. Ему желалось не только благоустроенного, пусть и относительно, епархиального дела, но близости к научным центрам и общения с коллегами. Это и объясняет его дальнейшие ходатайства перед патриархом о перемещении на новую кафедру.

15 октября 1943 года Лука направил в Синод заявление с просьбой перенести его участие в заседаниях Синода. Обосновывал он свою просьбу следующим: «При большой дальности пути от Красноярска до Москвы ежемесячный приезд для участия в заседаниях Синода должен занимать у меня почти 3 недели. Ввиду большой трудности проезда и невозможности оставлять на столь продолжительное время лечение раненых, прошу перенести мое участие в Синоде на возможно дальнюю и притом летнюю очередь». Патриарх счел возможным согласиться, и 28 октября Синод в своем заседании определил: «Согласно предложению Святейшего Патриарха, освободить Преосвященного архиепископа Красноярского Луку от присутствия в Священном Синоде».

Одновременно Лука просил патриарха назначить его на другую, более близкую к Москве кафедру. Предположительно, назывались Пенза и Владимир, на что во время встречи патриарха Сергия с председателем Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР Г. Г. Карповым согласие было получено. 15 декабря 1943 года патриарх в заседании Синода внес предложение учредить новую Владимирскую кафедру и «ввиду непосильных для старца внешних условий служения в Красноярске, перевести его с Красноярской на Владимирскую кафедру». Синод определил: «Преосвященному архиепископу Красноярскому Луке (Войно-Ясенецкому) быть архиепископом Владимирским».