работа. Совсем по-новому я стал теперь делать резекции коленного сустава, и моя новая техника будет немалым вкладом в хирургию. Моя операция распила пятки при остеомиелите и фронтальный распил огромной костной мозоли нижнего конца бедра приводит в восторг хирургов, испытавших эти операции. Мои лекции врачами чрезвычайно высоко ценятся. Их усердно слушают доценты и профессора… Почет мне большой: когда вхожу в большие собрания служащих или командиров, все встают».

8 ноября 1942 года: «Праздник 25-летия советской власти прошел для меня необыкновенно: четыре дня подряд меня приглашали на торжественные заседания и ужины на трех этажах госпиталя. Их устраивали шефы. Ярко выразилась любовь ко мне больных. Шефы из крайкома подарили мне пять хороших книг, только что изданных, а жена первого секретаря крайкома принесла мне на квартиру прекрасный торт. Заказали для меня валенки, достали записных книжек. На объединенном заседании МЭП, командования и отличников нашего госпиталя мне опять пришлось заседать в президиуме с коммунистами. Словом, нельзя и ожидать лучшего ко мне отношения».

Но были в хирургической жизни Войно-Ясенецкого минуты, которые тяжелым грузом ложились на его сердце и душу. Как свидетельствуют его сотрудники по госпиталю, хирург-епископ тяжело переживал смерть своих пациентов. Когда, войдя в палату, он замечал, что нет больного, которого он оперировал два дня назад, он ни о чем не спрашивал, поднимался на второй этаж и запирался в своей комнате. Его не видели потом в отделении часами. Все знали, что каждая смерть, в которой он считал себя повинным, доставляла ему глубокие страдания. В такие минуты он искал одиночества. Единственный, кому он поверял свое внутреннее состояние, был его старший сын Михаил. «Тяжело переживаю смерть больных после операции. Было три смерти в операционной, – пишет он в одном из писем, – и они меня положительно подкосили. Тебе, как теоретику, неведомы эти мучения, а я переношу их все тяжелее и тяжелее. Молился об умерших дома, храма в Красноярске нет»[122].

Невозможность служить и посещать церковные службы добавляла страдания. Последняя церковь в городе была закрыта перед самой войной. На все просьбы владыки открыть ее власти отвечали отказом.

Глава 5

Возвращаясь к церковному служению

1942–1944

Везде и повсюду, несмотря на успех пропаганды атеизма, сохранилось малое стадо Христово, сохраняется оно и поныне. Вы, вы, все вы, слушающие меня, – это малое стадо. И знайте, и верьте, что малое стадо Христово непобедимо, с ним ничего нельзя поделать, оно ничего не боится, потому что знает и всегда хранит великие слова Христовы: «Созижду Церковь Мою и врата адова не одолеют ее».

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

Красноярская епархия

Летом 1942 года формальный срок ссылки епископа Луки закончился. Но он продолжал работать в госпиталях. Неожиданно из Московской патриархии пришло письмо управляющего делами протоиерея Николая Колчицкого. В нем сообщалось о возможности назначения владыки на кафедру и спрашивалось его мнение. В ответ Лука писал: «Конечно, неожиданно было для меня ваше письмо, ибо я никак не мог предполагать, чтобы моя персона могла вызвать такой интерес». И откликаясь на вопрос об архиерействе, писал: «Скажите, считаете ли вы реальной возможность осуществления мечты о моем будущем, о которой вы пишите? Это ведь самое горячее желание моего сердца».

Думается, что, во-первых, протоиерей Колчицкий даже не столько спрашивал, сколько сообщал о решении митрополита Сергия (Страгородского), а, во-вторых, Лука нисколько не раздумывал и сразу же дал согласие на восхождение на церковную кафедру. На это наводит книга протодиакона Василия Марущака, где на странице 67 размещена ксерокопия странички из письма Луки с текстом: «Блаженнейшему Сергию. Местоблюстителю патриаршему от любящего и преданного архиепископа Луки (выделено мной. – М. О.). 30.VI.1942 г.».

Тогда же между митрополитом Сергием и архиепископом Лукой завязалась переписка по насущным церковным вопросам. Спустя годы архиепископ вспоминал: «В 1942 г. имел я с ним (митрополитом Сергием. – М. О.) большую переписку по основным вопросам современной жизни, и его письма часто удивляли меня глубиной и верностью понимания сущности христианства, знанием Священного Писания и истории Церкви. Некоторые из них даже можно назвать небольшими богословскими трактатами. Не во всем он соглашался со мной, и часто я должен был признать его бо́льшую правоту».

Из переписки архиепископа Луки и Н. П. Пузина мы узнаем и некоторые важные подробности об открытии церкви в Красноярске. В октябре – ноябре 1942 года у Луки, пока он находился в больнице, жил обновленческий митрополит Иоанн Миртов. Власти вызвали его из Большой Мурты, обещали открыть в Красноярске Покровскую церковь, а патриархия намеревалась, после его покаяния, назначить его управляющим Красноярской епархией. Однако 3 декабря 1942 года Иоанн скоропостижно скончался от «злокачественной чахотки». Как теперь понятно, это событие и предопределило назначение Луки на Красноярскую епархию.

27 декабря 1942 года патриарший местоблюститель, митрополит Московский Сергий (Страгородский) вносит предложение: «ввиду пребывания Преосвященного б[ывшего] Ташкентского архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого) в Красноярске было бы целесообразно поручить Преосвященному архиепископу вдовствующую Красноярскую епархию». По его обсуждении было определено: «Преосвященному архиепископу Луке (Войно-Ясенецкому), не отрывая его от работы в военных госпиталях по его специальности, поручить управление Красноярской епархией с титулом архиепископа Красноярского. О чем и послать Преосвященному архиепископу Луке к исполнению указ». Так состоялось возвращение Луки к церковному служению.

Как представляется, более или менее регулярные контакты с Московской патриархией у Луки устанавливаются с переездом его в Красноярск. На тот момент в печати еще ничего толком не сообщалось об изменениях в государственно-церковных отношениях, о патриотических деяниях Русской православной церкви. А Лука знал, где и как живет митрополит Сергий (Страгородский) в эвакуации в Ульяновске, о посланиях митрополита Сергия к пастве, о пасхальных службах в осажденной Москве, о планах издания книги «Правда о религии в России». Более того, его привлекают к обсуждению общецерковных документов, под которыми стоит его подпись. Например, под «Определением патриаршего местоблюстителя, митрополита Московского Сергия (Страгородского) с Собором русских архиереев по судебному делу епископа Поликарпа (Сикорского)» от 28 марта 1942 года в числе десяти архиереев, привлеченных к обсуждению и подписанию этого документа, стоит подпись: «Смиренный Лука, архиепископ б. Ташкентский»[123]. Это может говорить только об одном – о постоянных и налаженных контактах между митрополитом Сергием (Страгородским), находившимся в Ульяновске, и бывшим архиепископом Лукой, находившимся в Красноярске. К сожалению, других подробностей мы не знаем. Надеемся, что пока не знаем.

В один из весенних дней 1943 года профессора Войно-Ясенецкого (теперь еще и архиепископа Красноярского Луку) пригласили в Красноярский краевой комитет партии. Разговаривал с ним первый секретарь крайкома И. Г. Голубев. Известно, что просьба Войно-Ясенецкого о помощи в пересылке из Ташкента в Красноярск его научной библиотеки была воспринята положительно. Можно предположить, что Лука сообщил, что к нему