1942-го. Но и после этого немецкие самолеты-разведчики регулярно появлялись над ГАЗом и городом (особенно запомнился горожанам «Юнкерс», который майским днем внаглую пролетел под пролетом Окского моста). 27 июня 1942-го летчик Петр Шавурин на своем МиГ-3 тараном сбил первый вражеский самолет в горьковском небе – бомбардировщик «Юнкерс-88», обломки которого выставили на площади Минина и Пожарского. Но главные усилия немецкой авиации были пока сосредоточены на сталинградском направлении. Жители Горького с тревогой отслеживали по сводкам Совинформбюро ход колоссальной битвы на Волге.

…20 января 1943-го главный конструктор ГАЗа получил вторую в своей жизни государственную награду – на этот раз высший орден СССР, орден Ленина. А 23 марта последовала еще и Сталинская премия 2-й степени «за усовершенствование конструкции танка», речь шла о Т-70, который превратили в Т-80. Вместе с Андреем Александровичем «Сталинку» теперь получали и его коллеги – не только Астров, но и Анатолий Кригер, Юрий Сорочкин, Владимир Дедков, каждый из которых внес огромный вклад в работу над боевой машиной. Денежную составляющую премии передали в Фонд обороны. Как дополнительную награду восприняли телеграмму, пришедшую на завод: «Примите мои привет и благодарность Красной Армии зпт товарищи Липгарт и Кригер зпт за вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии тчк И Сталин»…

И работали дальше – готовили к выпуску эталонный образец Т-80, разбирались с непростой ситуацией вокруг СУ-12. В середине февраля Григорий Вассерман начал работу по созданию улучшенной версии вездехода ГАЗ-64, который обладал слишком узкой колеей и, как следствие, был склонен опрокидываться. Новый автомобиль получит индекс ГАЗ-67 и станет вторым в истории горьковским армейским джипом, а улучшенный бронеавтомобиль на его базе станет называться БА-64Б.

Но на заводе, все интересы которого, казалось бы, подчинены только войне, начинали заглядывать и в мирное будущее. Причем «заглядывать» – слишком слабое слово, на самом деле параллельно с выпуском нужной фронту продукции велась огромная работа по формированию послевоенной линейки газовских машин. Собственно, выдумывать тут ничего и не было нужно: существовал оформленный еще до войны в НАТИ типаж советских автомобилей, где четко были «разложены по полочкам» малолитражки и представительские легковые, легкие и тяжелые грузовики, трехоски, седельные тягачи и автобусы. 3 февраля 1943-го на большом собрании конструкторов в Наркомсредмаше нарком С. А. Акопов еще раз напомнил присутствующим эту схему. Но среди всех выступающих только Липгарт четко и конкретно назвал не только типажи и характеристики, но даже названия будущих машин своего завода! Легковые ГАЗ-25 и ГАЗ-12, грузовики ГАЗ-51 и ГАЗ-63, трехоска ГАЗ-33, «легковая машина для провинции типа ГАЗ-64» и такси – главный конструктор представлял их себе так, как будто они уже были явью. И ведь так и случилось, буквально через несколько лет все вышеперечисленные машины, пусть немного не в таком виде, в котором их презентовали на докладе, пойдут в серию. Это совещание в Наркомсредмаше сыграло в судьбе нашего героя и его Главной Машины особую роль, и мы еще вернемся к нему в следующей главе.

На самом деле Липгарт ни на минуту не забывал о следующем поколении своих грузовиков, которое было бесцеремонно отодвинуто в сторону сначала предвоенными заботами, а потом войной. И осенью 1942-го на заводские полигоны снова вышли полноприводный ГАЗ-63 и его трехосная версия ГАЗ-33. Активно испытывали и два экземпляра ГАЗ-51, один из них – газогенераторный. К тому времени родилось понимание того, что за счет усиления агрегатов и применения шин большей размерности двухтонную машину можно сделать 2,5-тонной. Пошло на пользу и близкое знакомство конструкторов с американскими грузовиками, которые в изобилии присутствовали на заводе.

Всё вместе – и размеренное, вошедшее в колею производство боевых машин, и наполненное оптимизмом, нацеленное в будущее совещание в наркомате, и высокие государственные награды, и, конечно, новость о великой Сталинградской победе, прозвучавшая 2 февраля, – внушали оптимизм, уверенность в том, что война выходит на финишную прямую и конец нацистской Германии близок. В ноябре 1942 – марте 1943-го Красная армия разгромила более ста вражеских дивизий – примерно сорок процентов всех задействованных против СССР сил. От захватчиков было освобождено более 480 тысяч квадратных километров территории страны. Линия фронта проходила в семистах километрах от Горького. Город снова начинал восприниматься его жителями как глубокий тыл, и никто не знал, какое страшное испытание выпадет на его долю.

* * *

Вечер 4 июня 1943-го в Горьком выдался ясным и теплым. По набережным прогуливались люди, отдыхали на скамейках раненые из многочисленных госпиталей, на вокзале, как всегда, стояли под погрузкой эшелоны с танками и самолетами. С конвейеров ГАЗа бесперебойно сходили новенькие Т-70, «полуторки» и ленд-лизовские «шевроле», минометы и снаряды к «Катюшам». Вечерняя смена заканчивала работу, на ее место заступала ночная – огромный завод трудился не покладая рук. А в доме Липгартов женщины заканчивали убирать праздничный стол – заканчивался 45-й день рождения хозяина дома…

Неожиданно в 23.56. раздался вой сирен воздушной тревоги. Посты воздушного наблюдения, оповещения и связи встревоженно докладывали в штаб ПВО о том, что к Горькому движется большая группа бомбардировщиков. Но поверить в это было все еще сложно. Ведь город находился в глубоком тылу, раньше немцы никогда не бомбили Горький массированно, и к тому же, по данным разведки, 5–6 июня враг запланировал налет на Москву. Но вскоре стало понятно – тревога не ложная. Ожесточенно забили зенитки. Под их огнем первыми к Горькому подошли «цельфиндеры» – самолеты, сбрасывавшие осветительные ракеты. Заливавшие все режущим, леденящим светом, они зависли одновременно над Автозаводским, Сталинским, Ленинским и Кагановичским районами. Работница ГАЗа Т. А. Позднякова вспоминала: «Ослепительный свет – все при нем проступало отчетливо и незнакомо. Дома цепенели под этим беспощадным светом, появлялось чувство беззащитности, обреченности. Такого страшного бело-синего света я больше никогда не видела. От него хотелось куда-то убежать, скрыться в тень, но тени не было».

Кроме «люстр», с неба сыпались тысячи кусков промазанной фосфором фольги. Эти горящие листочки, трепеща, кружились в воздухе, и всё, к чему они прикасались, мгновенно вспыхивало… А потом в небе города появился строй двухмоторных бомбардировщиков. В первом налете на Горький участвовало 168 самолетов «Хейнкель-111» и «Юнкерс-88», взлетавших с аэродромов Брянска, Орла и Карачева. Это был самый массированный ночной налет люфтваффе с начала войны.

Первые удары были нанесены по водозаборным станциям и автозаводской ТЭЦ. Обесточенный и лишенный воды завод беспомощно замер. А вражеские самолеты уже заходили на ярко освещенные ракетами цели. Гигантский пожар забушевал в механосборочном цеху № 1, где работал главный конвейер, запылали моторный цех № 2, термический цех и цех шасси. Доменные печи из литейного цеха № 1 выбросили в небо километровые хвосты пламени. Облака дыма мешали ориентироваться третьей волне самолетов,