– Вы не отсюда, не из этой реальности? – быстро спросил Джек и добавил: – Это мой вопрос.

Сохраняя зрительный контакт, Морн медленно покачал головой. Верховный судья, кукловод, человек, очевидно владеющий магией и проживший на свете по меньшей мере две сотни лет, – всего лишь очередной трон, перед которым Джек старался стоять с высоко поднятой головой.

– Гриана привела вас сюда, а потом отправила домой?

Имя вызвало уже привычный холодок, но невидимый сгусток пламени поглотил его. В зале стало жарко, как в полдень посреди пустыни. Морн чуть наклонился вперёд, словно плохо видел Джека со своей верховносудейской высоты.

– Она сделала всё, чтобы я не смог вернуться. А я смог. Но мир, в котором я родился, – тот, другой мир – затягивает меня обратно. Я чувствую это каждой порой кожи. Только я не хочу обратно. Чтобы оставаться здесь, мне нужен якорь – продолжение моей плоти и крови. Спрашивай дальше.

– Вы так много рассказываете мне, будто собираетесь убить.

– Я жду твой следующий вопрос, Джек.

Хотелось бежать, тормошить людей и кричать: смотрите, слушайте – он не тот, за кого себя выдаёт! Но Джек оставался таким же неподвижным, как все вокруг.

– У вас много претендентов для продолжения рода. Почему вы заставили меня участвовать в испытаниях за Эри?

Короткое имя сорвалось с губ, прозвучало слишком нежно и заботливо, но возвращать его было поздно.

– Мой дорогой хранитель историй, я уже столько принцесс выдал замуж по любви, и ещё ни разу чутьё не подвело меня. Знаю, вы с… Эри встречались и придумали способ обмануть судьбу, любовь, меня. Это даже мило.

– То есть проклятие существует?

Джек мысленно шёл по замёрзшему озеру – совсем как перед замком Грианы. Только тот лёд был прочным, а этот, условный, всё громче трещал после каждого вопроса.

– Мало того, что всякий раз рождается девочка, – Морн пренебрежительно махнул рукой, – так ведь нельзя послать кого-нибудь, чтобы взял её силой. Любовь им обеспечивай. Знаешь, как утомительно заниматься сводничеством? Я даже не могу оставаться собой – приходится исчезать на десяток лет, возвращаться кем-то другим, снова завоёвывать доверие и начинать сначала.

Джек едва удержался от язвительного замечания. Вместо этого он сказал:

– Ваша дочь была очень могущественной.

И тут Морн изменился. До сих пор он без сожалений разрывал узлы, сбрасывая одну маску за другой, но при первом же упоминании Фиреи окаменел. Моргнули фонари. По пьедесталу, безжалостно кромсая и перекраивая сидящего на троне, поползла тень.

– Ты можешь задать последний вопрос, – раздался низкий скрипучий голос.

– Я не хочу!

Почувствовав слабость в ногах, Джек упал на одно колено. Тени ожили и на полу: два крыла широко раскрылись и заслонили свет. Порыв странного ветра взлохматил волосы.

– Твой последний вопрос!

Раз представил перед собой лёд, так не пора ли рубануть по нему топором? Джек рванул голову вверх, посмотрел в чёрные глаза и прошептал:

– Это вы убиваете ваших внучек?

И снова мир моргнул. Исчез пол под ногами. Джек забарахтался в воздухе – секунда – и вот он уже стоял на крыше белой башни. Его мутило. Стены дворца раскачивались на фоне ночного неба… и они казались выше, чем Джек помнил. Всё было другим: и первый этаж, и фундамент, и покрытие. Джек отшатнулся от парапета.

– Возвращайся в постель, Фирея. Муж будет тебя искать.

Морн – он совсем не изменился – стоял возле чаши с огнём и поверх языков пламени рассматривал свою дочь. Девушка застыла в дверном проёме, который вёл на крышу. Чем-то она походила на Эри: юная, хрупкая, милая… такие же большие глаза, но колючие; тоже длинные и пушистые волосы, только всклоченные, измазанные в крови. Кровь на её манжетах. Брызги на подоле халата и на широком поясе, о который она, видимо, пыталась вытереть руки.

– Муж больше не будет искать меня, – ответила Фирея. От её интонации по телу Джека побежали мурашки – после таких хочется сорвать с себя одежду и сжечь её. А Фирея продолжала: – Брат Раиф не будет искать меня. Брат Хазар не будет…

– Довольно! – перебил Морн.

– Мало, мало крови… Когда вы растерзали моего любимого, крови было больше. Ты помнишь, отец, как хлестала она из его горла?

– Что ты сделала, Фирея?

Фирея шагнула в центр площадки и заговорила снова, её голос ржавым гвоздём царапал барабанные перепонки.

– Сегодня, в день рождения моей дочери, я клянусь, что она будет счастливой. Луной, звёздами на небе, белыми песками Тартесса и моей кровью – клянусь, что моя дочь вырастет, полюбит и только в любви сможет родить. А ты, отец, об этом позаботишься.

Морн не ответил, но огонь в чаше перед ним замер и съёжился до размеров шара. Фирею это не испугало. Её лицо вообще ничего не выражало, остались только следы пережитых и подавленных эмоций. Печаль нарисовала тёмные круги под глазами, от злобы огрубела линия скул, ненависть… ненавистью дышала её кожа.

– Отныне, – Фирея вдруг рассмеялась, – моя дочь станет великим сокровищем, центром твоего мира. А потом – дочь моей дочери. И её дочь – и дальше, пока одна из них, наследуя твои способности и магию, которая дана всем женщинам этого мира, не вырастет достаточно сильной, чтобы уничтожить тебя.

– Она перестанет дышать до рассвета, – пообещал Морн, не дрогнув.

Отголосок смеха ещё дребезжал в воздухе, а лицо Фиреи вновь стало непроницаемым.

– О, ты будешь оберегать её жизнь, отец, ведь… – она пожала плечами, – ведь других детей у тебя теперь нет. И больше никогда не будет.

Огненный шар разлетелся на тысячу искр. Морн вскинул руку, но уже через мгновение рухнул на колени. Его хрипящий крик смешался с волной жара. Здесь, двести лет назад, кукловодом была Фирея: она слегка вращала кистью, а её отец корчился на холодных камнях в такт движениям скрюченных пальцев. Огонь в железной чаше погас – огонь, невидимый, теперь выжигал изнутри человека. Морн кричал, сжимая руками низ живота.

Джек не понял, что случилось дальше. Возможно, Фирея сжалилась. Или Морн собрал все силы и смог подняться на ноги. Может, сам Джек на минуту потерял сознание, но когда он выкарабкался из гудящей темноты, отец и дочь вместе стояли на парапете. Волосы Фиреи развевались над пустотой.

– Я услышал тебя, – сказал Морн. Он был бледным и мокрым от пота, но снова спокойным, как подобает верховному судье. Чтобы Фирея не упала, Морн одной рукой сжимал её шею. – А теперь выслушай ты моё обещание. Я всё сделаю – твою дочь