Поначалу мне показалось, что в газете нет ничего интересного. Но затем, перевернув очередную страницу, в глаза мне бросилась одна статья.

Автор подписался псевдонимом, но было совершенно очевидно, о какой именно школе идет речь в материале, поскольку в нем был подробно описан и фасад здания, и даже камин в кабинете директора. Рассказчик, который, если верить его словам, когда-то учился в этом образовательном учреждении, повествовал о том, как недавно, зайдя туда в один из дней открытых дверей, вдруг живо вспомнил обо всех тех зверствах, которые ежедневно творились в стенах этой школы. Дескать, все это всплыло в его памяти, когда он «услышал скрип половиц в школьном коридоре и увидел, как солнце светит в школьные окна». Далее он описывал порки, которым его регулярно подвергал один из учителей, а также то, как другой преподаватель хватал его за пенис. Потом шли рассуждения автора о том, как систематические издевательства и сексуальное насилие сказались на его взрослой жизни. Автор отметил, что до сих пор не сообщал обо всех этих безобразиях в полицию, но собирается на днях это сделать, чтобы дополнить своими показаниями ту негативную информацию, которая уже имелась у правоохранителей по поводу данного учебного заведения.

Чем больше я углублялся в статью, тем яснее мне становилось, что автор описывает именно Картингдон-Холл – тем более что он не жалел эпитетов вроде «альма-матер многих политиков и актеров» и «гнездо разврата, удобно устроившееся в Куанток-Хиллз».

Пошарив в карманах, я достал телефон и, взглянув на экран, понял, что неотвеченных звонков у меня нет – но нет и сигнала оператора.

Лучше всего телефон работал на площадке перед домом. Выйдя на посыпанную гравием подъездную аллею, я позвонил Джеффу. Оказалось, что он уже говорил с директором школы и успел согласовать с ним текст письма, адресованного всем причастным, коими в данном случае можно было считать всех родителей учеников (как нынешних, так и бывших и даже будущих). В письме выражалось «беспокойство» по поводу статьи и содержались заверения в намерениях провести тщательное расследование. Кроме того, в послании отмечалось, что в любом случае содержание статьи не имеет никакого отношения к происходящему в школе сейчас, и так далее и тому подобное.

Мы с Джеффом были согласны в том, что тон и стиль, в котором была выдержана статья, не могли не вызывать беспокойства (правда, мой партнер не стал делиться этими соображениями с директором школы). Автор, в частности, явно был человеком эрудированным – не случайно он щедро использовал такие слова и выражения, как «симптомология», «гипервозбуждение» и прочие научные и псевдонаучные термины. Подобные слова в определенных ситуациях могли нанести бизнесу самый тяжкий ущерб, и тип, написавший статью, умел их использовать именно с этой целью.

После разговора с Джеффом я вернулся в дом, получив дозу адреналина и взбодрившись.

– Извините, – сказал я, обращаясь ко всем сразу и ссутулив плечи в показном отчаянии. – Господи, это опять с работы, черт бы ее побрал.

Разумеется, на самом деле я так не думал. Более того, мне нравится, когда работа так или иначе вторгается в мою домашнюю жизнь. Это не вызывает у меня никакого раздражения. Наоборот, это меня словно бы подхлестывает, демонстрирует, что в моей жизни есть не только семья, но и некое дело. Да-да, я не шучу: проблема с Картингдон-Холл стала для меня своеобразным подарком. Она отвлекла меня от проблем в моих отношениях с женой, от переживаний по поводу распада личности моего отца и его разочарования во мне. Кого бы это не обрадовало?

По дороге домой Тесса была молчалива и без конца копалась в своем телефоне.

– Извини, что я так долго разговаривал с Джеффом, – сказал я. – Мне бы не хотелось, чтобы ты восприняла это как невнимание к тебе.

Тесса в это время с отсутствующим видом смотрела на мелькающие за окном деревья и, похоже, меня даже не услышала.

Прогрессирующая деменция Артура, которой Маркус так и не сумел придумать подходящего названия, усилилась, начиная с апреля. Мать Маркуса выглядела усталой и напряженной. Когда мы оказались с ней наедине в гараже, Энн рассказала мне, что когда она накануне водила мужа в паб, он настаивал на том, чтобы, несмотря на летнюю жару, надеть зимнее пальто и шляпу. В какой-то момент Артур вдруг куда-то исчез из зала для посетителей, и Энн обнаружила его сидящим на стуле рядом с кухней паба, причем вид у него был очень смущенный.

Когда мы с ней выходили из гаража, я обняла Энн, попросила у нее прощения за то, что до сих пор мало ей помогала, и пообещала исправиться и заезжать почаще. Весь день меня мучили угрызения совести и чувство вины. В течение последних двух месяцев я избегала визитов к родителям Маркуса – и от этого тоже испытывала дискомфорт, поскольку у меня создавалось впечатление, будто я их предаю.

Чуть отстранившись от меня, Энн сказала:

– Ты хорошая девочка, Тесса. Возможно, ты не образцовая супруга и не пример для подражания, но ты хорошо справляешься. С моим сыном бывает нелегко.

По выражению лица было понятно, что я не вполне согласна со свекровью, но она тут же, не дав мне произнести ни слова, продолжила:

– Да-да, не спорь. Он очень тяжелый человек. У него свои демоны. Но ты все же держишь его под контролем. И еще ты замечательная мать. – Энн на секунду умолкла, а я почувствовала, как в уголках глаз у меня выступили слезы. Увидев это, свекровь ласково взяла меня пальцами за подбородок и заставила взглянуть ей в глаза. – Береги себя. Я рада, что у Маркуса есть ты.

Когда я познакомилась с родителями Маркуса, моя мать была еще жива, и контраст между хаосом, в котором существовала она, и спокойной размеренной жизнью моих свекра и свекрови бросался в глаза и даже в каком-то смысле причинял мне боль. Дом родителей Маркуса был для меня чем-то вроде храма безмятежности, своеобразного заповедника, где можно было отдохнуть. Но, покинув его, я почему-то часто испытывала чувство стыда. Мои ладони становились холодными и влажными. Раньше я в таких случаях затевала спор с Маркусом – просто чтобы проверить свою способность отстаивать собственную точку зрения. Дело в том, что временами у меня возникало впечатление, будто я без уравновешивающего эмоционального воздействия родителей Маркуса могу потерять контроль над собой.

Я уже несколько лет не испытывала этого чувства, но в этот вечер, когда мы покинули дом моих свекров и отправились восвояси, оно опять на меня нахлынуло. И я действительно потеряла контроль над собой. Должна сказать, что снова обрести его оказалось очень трудным делом. Мысль о том, что Джепсом знает о моих отношениях с Ричардом, что он может рассказать все Маркусу, стала для меня постоянным источником тревоги и беспокойства. Получив от Ричарда смс («Я буду по тебе скучать!»), я не ответила. Когда мы свернули на нашу улицу, последовало продолжение: «Нам надо поговорить. Встретимся завтра у меня на квартире?» Я прислонилась головой к боковому стеклу, охваченная крайне неприятным чувством. Мне было ясно, что я не закончила важное дело, которое давно пора было завершить. В то же время я понимала, что сделать это будет намного труднее, чем я себе представляла.