Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я заставил Ив войти в мой.
— Это не то же самое, — огрызается Джозеп, внимательно наблюдая за мной и, как обычно, сомневаясь во мне. Клянусь, он знает меня лучше, чем я сам себя знаю. — То, что ты сделал с Ив, совсем не похоже на это.
— Я не оставил ей выбора, — резко говорю.
Я, черт возьми, приставил пистолет к ее голове.
Мой мобильный внезапно становится слишком тяжелым у меня в кармане. Внезапно мне понадобилась ее поддержка. До Ив я никогда не сомневался ни в одном своем решении. В эти дни все мрачные методы, которые я использую, чтобы удержать себя на этом пути, выходят из-под контроля.
Джозеп хватает меня за руку, его голубые глаза пронзают меня сквозь мрак и неон.
— Ты украл у нее свободу воли, а потом вернул обратно. Я был там, помнишь? Это ее выбор — остаться.
Я стряхиваю его руку.
— Попов, — бормочу я.
— Она никуда не денется, Данте, — говорит Джозеп, отказываясь отпускать разговор. — Имей немного веры. Что бы ты ни скрывал от нее, это может пошатнуть основы, но не сломает тебя, — он, наконец, отводит взгляд. — А теперь давай сожжем эту чертову дыру дотла.
Мужчина прав. Ив в безопасности в моей постели, ее безупречное тело жаждет моих прикосновений и только моих. Она еще не знает, какой я бессердечный ублюдок, во всяком случае, не в полной мере.
— Сюда, — слышу, как говорит Джозеп.
Я ловлю взгляд молодой хостес, когда иду следом, и мой разум возвращается в игру. Не имею власти стереть кошмар прошлого у этих девушек, но могу устранить ответственных за это мужчин. Могу сделать так, чтобы им было в два раза больнее.
Музыка — настоящее дерьмо. Свет тусклый. Красные кожаные кабинки ломятся от тел, пока печально выглядящие стриптизерши кружатся в борьбе за выживание на сцене. В этом месте нет никакого желания, только прогорклая вонь отчаяния.
Дмитрий встречает нас на верху деревянной лестницы в задней части клуба. Стены черные, краска потрескалась и облупилась. Я хочу окрасить их в алый цвет кровью каждого мужчины, который вошел в это место и заставил страдать этих девушек.
— Следуйте за мной, — говорит он, кивая нам.
Мы вливаемся в недра клуба с незаметностью натренированных убийц. Бойкие. Разрушительные. По пути собираем остальных моих людей. Девушки, с которыми мы сталкиваемся, едва обращают на нас внимание, прижимаясь к грязным стенам, будто наше прикосновение вызывает отвращение. Мы не принимаем это близко к сердцу.
Дмитрий останавливается и указывает на дверь. На полу и на соседней стене видны брызги крови. Это все, что осталось от телохранителей, которые когда-то стояли здесь. Я хмуро смотрю на Джозепа. Убийства были не такими чистыми, как мне бы хотелось, но полный отчет о них будет позже.
— Выбей ее, — приказываю я.
Гнилое дерево прогибается, как картон, под силой его ботинка.
— Идем! Идем! Идем!
Все вшестером мы вваливаемся в темную комнату под звуки пронзительных криков. Вонь несвежих тел поражает наши чувства, как удар по телу. То, что встречает нас, заставляет меня резко остановиться и мрачно усмехнуться.
Попов.
Привязанный к кровати, полностью обнаженный, его большой белый живот трясется от его возмущения, а во рту кляп из черной кожи. Настолько, бл*ть, беззащитен, насколько это вообще возможно для мужчины. Мы не смогли бы связать его лучше, даже если бы попытались.
— Закрой дверь, или то, что от нее осталось, — я говорю одному из своих мужчин.
— Да, сеньор.
— Ты знаешь, кто я такой? — тихо говорю, делая шаг в сторону Попова.
На полу в изножье кровати лежит грязная черная атласная простыня. Я поднимаю ее и бросаю на его трогательно обмякший член. Никто не хочет видеть это дерьмо.
Он кричит сквозь кляп и дергает наручники у себя над головой, но они крепки. Я предполагаю, что это «да»…
Игнорируя его, я сосредотачиваюсь на двух обнаженных девушках, съежившихся у моих ног.
— Скажи им, что мы не обидим их, — резко говорю я Дмитрию.
Он произносит фразу на румынском. Я наблюдаю, как одна из них осмеливается поднять голову. Ее рыжие волосы ниспадают на плечи, как горящие угли. Ее кожа бледная, как снег. Такая же бледная, как у Ив. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, полными недоверия.
Она еще совсем ребенок.
Едва ли достигла совершеннолетия.
Эти девушки должны быть дома со своими родителями или курить чертовы косяки со своими друзьями. Где угодно, только не здесь.
— Скажи им, чтобы они оделись, — отводя глаза, я показываю своим мужчинам сделать то же самое, пока девушки натягивают свои платья. За свою короткую жизнь им пришлось вынести достаточно унижений. — Спроси их, кто они такие и как долго работают в этом клубе.
Дмитрий в точности переводит мои вопросы. Тем временем Попов перестал кричать и жадно прислушивается к разговору. Я замечаю, как он напрягает шею, чтобы взглядом заставить девушек замолчать, и мой монстр рычит. Быстро двигаюсь, обхватываю рукой за шею и сдавливаю трахею. С удовольствием наблюдаю, как его ноздри раздуваются в панике.
— Смотри в другую сторону, придурок, или я собственноручно избавлю тебя от глаз. Понял?
Он кивает мне.
Неохотно я отпускаю его.
— Они из Украины, — объявляет Дмитрий. — Все та же старая история. Обещали модельный контракт. Оказались здесь. Они были проданы Попову около трех месяцев назад.
Проданы как чертово мясо.
Я достаю недавнюю фотографию Севастьяна и протягиваю ему.
— Спроси их, видели ли они этого человека.
Младшая из них двоих берет фотографию, застенчиво кивает и что-то шепчет Дмитрию в ответ. Она не смотрит на Попова, но я слышу, как упоминается его имя. Девушка слишком напугана, чтобы даже взглянуть на него.
Мразь.
Мой монстр снова начинает рыскать вверх-вниз по прутьям своей клетки.
— Он был здесь два дня назад. Они с Поповым спорили в баре наверху, а потом он ушел.
— Он здесь частый гость?
Еще перевода на румынский.
— Да. Он приезжает за новыми девушками и забирает их с собой… куда ему угодно.
— Multemesc [5], — говорю я, чуть смягчая свой хмурый вид. В ответ на лицах девушек появляется что-то, что когда-то могло быть улыбкой. Это самая печальная вещь, которую я когда-либо видел. Будто они забыли, как двигать этими мышцами лица.
— Мы можем отвезти их в безопасное место? — я слышу, как спрашивает Джозеп.
— Господи, — бормочу я, качая головой. — Два самых крутых ублюдка на этой планете,