Хочется спать. С удивлением наблюдаю как гранатовая кровь стекает по рубашке.

Чувствую ее кожей – она теплая…

И ее очень много…

Где-то рядом орут:

– Сердце задето…

– Бедренная артерия…

Уже не слышу ответов. Мои глаза закрываются.

Последнее, что вижу перед тем как провалиться в чернильную бездну – серые глаза сына.

Если Ваня мой сын…

… тогда я не имею права умереть сегодня!

Виталина

– Прекрати! – делает замечание Доминика.

– Что? – удивляюсь я, и снова стучу чайной ложкой по пустой чашке.

Холеная рука ложится на мою дрожащую руку.

– Для Красовского участие в задержании матерых преступников, как для нас выбрать лак в интернет-магазине.

Кусаю нижнюю губу, пытаюсь усилием воли унять дрожь в коленях.

Не очень-то получается. Окидываю присутствующих пустым взглядом.

Показалось? Или обедающие сотрудники о чем-то шепчутся, поглядывая на нас.

Может, уже сплетня гуляет, что мы с майором того…

Жаль вычеркивать Чайковскую из списка приобретенных подруг. Она мне нравится – честная, сильная, не юлит.

Её телефон вибрирует.

Домна кидает синий взгляд на экран, читает смс.

Мгновение и выражение лица меняется.

– Не может быть, – шепчет едва слышно.

– Что случилось? – поднимаюсь из-за стола вслед за старшей подругой. Она бежит на выход, я за ней.

– Красава жив? – спрашивает у меня один из оперативников.

Что значит «жив»?

– Майор ранен, – шепчет Домна, бегущая к лифту.

– Ранен? – слово застывает на вмиг пересохших губах.

– Встречаемся в холле через пять минут.

– Идет!

Разбегаемся по кабинетам за вещами. Ровно через семь минут запрыгиваем в служебный автомобиль.

Губы Доминики трясутся, поэтому не решаюсь спросить, в каком состоянии Красовский.

Набираю Васюту:

– Красовский. Что с ним? – кричу в трубку.

– Андреева, майор дал тебе четкие указания – затихнуть и сидеть в кабинете. Вот и сиди. Без тебя справимся.

Трубка отключается.

Так грубо? С чего бы?

Руки замерзли, а зубы цокают. Только сейчас замечаю, что не застегнула плащ, китель плохо греет в такую ненастную погоду. Уже октябрь.

Синий взгляд пронзает насквозь:

– Полина, Вы с Климом встречаетесь. Это правда?

Цепенею от ужаса. Набираюсь духу, чтобы врать напропалую, но блондинка опережает, берет мою руку в свою:

– Андреева, если мы подруги, тогда не лги. Правду говорят сплетники?

Киваю.

Сквозь слезы Домна уточняет:

– Насколько серьезно?

Жму плечами. В себе-то я уверена, а вот, зная характер Клима и его бэкграунд, – в нем не на все сто.

– Я его люблю, – это всё что могу сказать сейчас.

Домне и этого достаточно. Разочарованно отворачивается к окну.

Автомобиль подъезжает к первой градской, выскакиваем, несемся вперед к крыльцу.

На посту нас останавливают, суем корочки под нос медсестре.

– Его оперируют, – сестричка роняет взгляд на часы, подмечает, – операция только началась. Вон там присаживайтесь на диванчике.

Следуем ее совету. Садимся. Время тянется неумолимо долго.

В голове одни воспоминания.

***

В первый раз встречаемся на Патриарших. Меня трогают за плечо:

– Полина, вот ты где.

Поворачиваюсь, недоуменно смотрю в зеленовато-серые глаза. Умные, по-б…. красивые, хитрые.

Клим осматривает внимательно с головы до ног. Останавливается на ботильонах, которые я так и не успела сменить на кроссовки.

Мне всего двадцать один. Но благодаря папе я вхожа во многие круги, и неудавшихся женихов в моей жизни было уже штуки три. Ровно на один вечер.

Они интересовались лишь моим состоянием и без умолку хвастались собою и своими достижениями.

Все ухоженные, подтянутые. Для чего? Чтобы выгоднее себя презентовать, продать таким богатым дурочкам как я.

Не выгорело. Слишком сильно они раздражали.

Сейчас стою перед мужчиной не моего круга и понимаю, что вот он тот самый человек, которого я так долго ждала.

Мой мужчина.

Восемь утра. Суббота. А он волнуется за чужих детей –подкидышей. Чем быстрее Клим и его опера отловят банду торговцев, тем спокойнее будут спать сотни спасенных, невовлеченных в опасные бизнесы детей.

Высокий, широкоплечий, в меру прокаченный. Лицо умное, вылепленное как у древнегреческой статуи, только нос поаккуратнее.

Глаза завораживают, и заглядывают внутрь моей души.

Лишь один минус у Красавы – его работа! Она накладывает отпечаток на жизненный уклад, на характер.

– Полина, уснула что ли? Побежали! – Клим резко срывается с места, бросается в погоню. Еле успеваю за ним. Цокот каблуков разливается по пустынной улице.

– Стоп. Упустили, – рычит майор, поворачивается ко мне всем корпусом, впивается в руку.

– Из-за тебя упустили. Вырядилась!

Сквозь незримую вату в ушах, слышу, как хирург отчитывается перед нами:

– Пуля прошла рядом с сердцем. Везучий Ваш майор. Вторая пуля задела важную артерию, но так как скорая подоспела вовремя, потеря крови была небольшой. Сейчас состояние тяжелое удовлетворительное.

Не понимаю последних слов, уточняю:

– Майор будет жить?

– Будет жить, бегать. Не сразу. Месяц посидит в кабинете, бумажки поперекладывает.

– Спасибо, доктор.

– Сутки майор пробудет под наблюдением в реанимации. Завтра сможете навестить.

Домна толкает меня в плечо:

– Поехали на службу. Завтра вернемся.

– Можно остаться здесь?

– Нет! – тащит меня как ребенка на выход.

Сутки проходят как в сомнамбулическом сне. Не понимаю, что делаю, что говорю.

Вроде я есть. Вроде меня нет.

Каждую минуту проверяю мобильный, вдруг Клим напишет эсэмэс.

Ничего.

После обеда, так и не дождавшись Доминику, еду на такси в больницу.