Джин дважды прочла письмо, после чего некоторое время сидела без движения, только брови сошлись над переносицей, показывая умственное напряжение. Наконец она глубоко вдохнула, разорвала письмо, встала и направилась к Холлу, говоря себе: «Три дня! Только три дня! Справлюсь ли я за такой короткий срок? Должна справиться! Придется задействовать все способности и всю волю. Последний шанс. Если ничего не выйдет, то я не вернусь к прежней жизни – я разом с ней покончу».

Стиснув зубы и сжав кулаки, словно терзаемая горькими воспоминаниями, Джин вступила во владения сэра Джона, который вышел в сумеречный сад ей навстречу.

– Судя по вашему личику, вы утомлены, милая моя. На сегодня оставим чтение, лучше отдохните, – проговорил сэр Джон.

– Благодарю вас, сэр. Я действительно устала, но давайте читать, иначе не доберемся до конца. А я скоро уезжаю.

– Уезжаете? Куда же, дитя мое? – всполошился сэр Джон.

Мисс Мьюр села.

– Я расскажу позднее, сэр.

Она открыла книгу и прочла несколько страниц. Но очарование куда-то пропало; не было ни энтузиазма в интонациях чтицы, ни интереса в лице слушателя. Наконец сэр Джон не выдержал.

– Дитя мое, умоляю, довольно! Я не могу внимать вам, когда мой ум словно раздвоен. Что вас гнетет? Доверьтесь другу, позвольте вас утешить.

Словно ласковые слова возымели свой эффект, Джин уронила книгу, закрыла лицо руками и зарыдала столь горько, что сэр Джон всерьез встревожился – ибо в существе, которое до сих пор лучилось жизнерадостностью, подобная демонстрация чувств была трогательна вдвойне. По мере того, как сэр Джон пытался успокоить Джин, речи его становились все более нежными, тревога все менее походила на отеческую, а доброе сердце захлестнули жалость и сочувствие. Постепенно рыдания превратились во всхлипы, и сэр Джон принялся убеждать Джин Мьюр открыться, чтобы он мог оказать ей помощь делом и словом, невзирая на природу несчастья или, может быть, ошибки.

– Ах, вы слишком добры, слишком великодушны! Как я уеду, как расстанусь со своим единственным другом? – вздохнула Джин, утирая слезы и поднимая на сэра Джона благодарный взор.

– Значит, старик вам не совсем безразличен? – уточнил сэр Джон, невольно стиснув ладошку, которую держал в своей руке.

Джин отвернулась и отвечала едва слышно:

– Никто и никогда не проявлял ко мне подобного великодушия. Могу ли я оставаться безразличной к такому человеку? Мои чувства сильнее, чем я способна выразить.

С сэром Джоном случались короткие приступы глухоты, но эту фразу он расслышал, и она ему понравилась. В последнее время мужчина был задумчив, одевался с особой тщательностью, юным леди, что навещали его, выказывал галантность и очень оживлялся при них. Не раз и не два, случись Джин прервать чтение каким-нибудь вопросом к сэру Джону, он поневоле признавался, что не слушал, хотя Джин чувствовала на себе его пристальный взгляд. С того дня, как открылась тайна ее рождения, сэр Джон весьма привечал мисс Мьюр; по многочисленным эпизодам можно было сделать выводы о его интересе к гувернантке и о доброжелательности к ней. Теперь, после упоминания об отъезде, сэром Джоном овладела паника. Он уже видел, как осиротеет без мисс Мьюр огромный старинный особняк. Нечто в нехарактерном для нее волнении растрогало сэра Джона и вызвало его любопытство. Никогда еще Джин не казалась такой загадочной, как сегодня: с глазами, полными слез, она, бедная малютка, сидела перед сэром Джоном и не решалась поведать о своем пустячном затруднении.

– Расскажите все как есть, дитя, и ваш друг поможет вам, если это в его силах.

Еще недавно сэр Джон, говоря о себе в третьем лице, употреблял слова «отец» и «старик»; с некоторых пор он стал называть себя «другом».

– Я расскажу, ведь больше мне не к кому обратиться. Я должна уехать, потому что мистер Ковентри проявил слабость – он влюбился в меня.

– Джеральд в вас влюбился? – воскликнул потрясенный сэр Джон.

– Да; сегодня он сказал мне об этом и пошел объясняться с Люсией. Он намерен порвать с ней. Вот я и бросилась к вам: помогите, сэр Джон, не дайте мистеру Ковентри разрушить надежды и планы его матушки.

Сэр Джон вскочил и принялся мерить шагами комнату.

– Выходит, вы его не любите? Возможно ли это?

– Возможно. Я его не люблю, – с твердостью отвечала мисс Мьюр.

– Но ведь Джеральд воплощает в себе качества, столь привлекательные в глазах женщин. Почему же на вас не подействовало его обаяние?

– Потому, что я люблю другого, – пролепетала Джин.

Сэр Джон уселся на стул, всем своим видом выражая готовность докопаться до истины.

– Несправедливо будет, если глупость моих племянников станет причиной ваших страданий, милая моя девочка. Нед уехал; я был уверен, что с Джеральдом проблем не возникнет, однако пришел его черед. Я в полном замешательстве – Джеральда из дома не отошлешь.

– Нет, уехать должна я. Но как тяжело покидать место, где я прижилась, и как страшат меня новые скитания в этом бесприютном, холодном мире. Вы были сказочно добры ко мне, слишком добры, сэр Джон. Разлука разобьет мое сердце.

Реплика завершилась всхлипом; головка Джин поникла, и ладони вновь закрыли ее личико.

Сэр Джон глядел молча, на его благообразном лице отражались эмоции самые искренние. Через несколько мгновений он с усилием произнес:

– Джин, прошу вас остаться и быть дочерью одинокому старику; вы согласны?

– Нет, сэр, – последовал неожиданный ответ.

– Почему? – спросил сэр Джон; он был удивлен, однако не рассержен – скорее, отказ обрадовал его.

– Какая из меня дочь? Люди скажут, что вы не так уж стары, чтобы удочерить девицу вроде меня. Сэр Джон, хоть я и недолго живу на свете, я неплохо знаю людей; я уверена, что ваш план не годится. Но я благодарю вас от всего сердца.

– Куда же вы отправитесь, Джин? – спросил сэр Джон, помолчав.

– В Лондон. Попробую найти такое семейство, в которое не внесу разлада.

– Это будет трудно?

– Да. Я не дерзну просить миссис Ковентри написать рекомендацию – ведь я косвенно повинна в проблемах, что постигли ее семью. А что до леди Сидней, – она в отъезде, значит, друзей у меня нет.

– Кроме Джона Ковентри. Я позабочусь о вас. Когда вы едете, Джин?

– Завтра.

– Так скоро! – Голос подвел сэра Джона, который совсем не желал открывать, насколько огорчен.

Джин рассчитывала, что уже первые ее слезы вырвут у сэра Джона признание в нежных чувствах. Этого не случилось, и ей стало страшно: вдруг она упускает последний шанс? Да любит ли ее этот старик? Если да, почему он молчит? Хоть бы намекнул или бросил нужное словечко; хоть бы прочесть что-нибудь в его