– Здесь я делаю для семьи гораздо больше, чем мог бы сделать дома. Люди вроде нас рождены для странствий и открытий. Дома` у нас для того, чтобы их покидать. И если я погибну здесь, на этой тропе, то воздам своей жене и детям больше славы и чести, чем смог бы воздать, сидя дома, как трус. Ты меня понимаешь?

– Нам надо поспать.

– Да, поспать надо.

Циско захрапел, а Бен продолжал лежать с открытыми глазами. Прямо напротив их куцего коврика стояло новое обиталище Вориса: навесные наружные стены закончены, и каменная внутренняя отделка первого этажа почти готова. Работа Бена там, дома, состояла в оптимизации расходов небольшой строительной фирмы, так что он знал все о стройматериалах по подрядным работам: брусы, балки, замочные шипы и распорки. Но тогда он лишь изредка прикасался к подобным вещам. Теперь он доскональнейшим образом изучил строительные работы и материалы.

Он уснул, и ему снилось, как он дотла сжигает замок.

Минуло еще четыре года. Тяжелый труд, голод, жажда, непреходящая усталость, убийственный полуденный зной и пробирающий до костей полночный холод ополчились на Бена, чтобы окончательно сломить его. Каждый день его тело то расширялось, то сжималось от перепадов температур, словно готовое вспучиться дорожное полотно. Кожа покрылась бурыми пятнами. Зубы пожелтели и начали крошиться. Лицо заросло всклокоченной бородой, закрывавшей нижнюю часть шрама. Он сам превратился в зомби: выпотрошенную тень прежнего Бена с мертвенно-белыми, вымазанными раствором руками, не думающую ни о чем, кроме выполнения работы и отправления элементарных надобностей.

Однако он еще не успел окончательно превратиться в мертвеца.

По-прежнему одержимый жаждой уничтожения Вориса, он беспрестанно бормотал себе под нос фразы, когда-то прочитанные в старом томе из библиотеки: «Порошок карри. Мертвая ткань другой нежити. Мертвая сваренная человеческая ткань». Циско глядел на него с мрачной озабоченностью. Бутылочка для опытов, спрятанная в стене замка, пока не дала никаких утешительных результатов, и Бен с маниакальным упорством искал в глубинах своей памяти и в пустыне последний отсутствовавший ингредиент.

Строительство замка приближалось к концу: башенки и фланкирующие угловые бастионы возвышались на двенадцать метров и соединялись парапетными переходами, которые Бен и Циско закончили именно так, как предписывалось. Каждое утро они просыпались и видели кузов грузовика нагруженным материалами, необходимыми для работы: деревянными брусьями, длинными угловыми балками, железными гвоздями и клиньями, стремянками, гибкими штифтами из сосны и кузнечным горном. Дымки так и не отобрали у Циско его мешок, хотя заблудившийся исследователь ничего особо полезного в нем не накопил. Там лежала кое- какая одежда, котелок, веточки розмарина (по особым случаям Циско заваривал из них чай), несколько сухарей, Библия, полбутылки вонючего корабельного бренди, карты и дневники (которые он по какой-то странной причине отказывался показывать Бену), соль для отпугивания Бескожих и его драгоценный спальный коврик. Циско добыл коврик после того, как пересек озеро, кишевшее анакондами-людоедами. Потом он сражался мечом с пауком, чье тело представляло собой человеческую голову. Именно это тропа сочла достойными его испытаниями.

Как-то вечером они решили отпраздновать сорок восьмой день рождения Бена. Поскольку календаря у них не было, они выбрали день наугад и отметили праздник сухарями, глотком бренди и несколькими песнями. Бен научил Циско современной музыке, а Циско спел Бену несколько соленых матросских песенок. Пели они вслух, а Дымки наблюдали за ними, испортив, по обыкновению, все удовольствие. Расхрабрившись от жуткого пойла, Бен встал и рявкнул прямо в сторону полупризраков.

– Завтра, – заявил он, – я порешу вас обоих, гниды, а вы мне ничем не сможете помешать.

Дымки не обратили на него внимания и продолжали глазеть. Они уже привыкли к его бранным тирадам. Убить он их не мог, так что они разрешали ему орать все что заблагорассудится. В итоге они всегда могли заткнуть его, если бы захотели.

Под чужими звездными россыпями Бен начал рисовать на песке очередное изображение своей семьи: снимок с телефона в закусочной, где семья сгрудилась за столиком с дешевой скатертью. Он что-то бормотал себе под нос о яде, когда Циско осторожно положил ему руку на плечо.

– Нет там ничего в этой бочке, друг мой. Так что оставь бесплодные старания.

– Нет.

– Ты же уже все перепробовал. Это благородное стремление, но и у благородства есть пределы.

– Осталась всего-то одна вещь, а я никак ее не распознаю. Мне известно, что она существует, прячется где-то рядом, а я не могу…

Он нарисовал руку жены, какой запомнил ее на фото: большим пальцем она робко потирала обручальное кольцо.

Свое кольцо.

– Циско?

– Что?

Бен показал на контур руки Терезы на песке.

– Это твоя жена, да?

– У нее на пальце кольцо, – ответил Бен.

– Ты уже испробовал свои кольца. Оба.

– Мое обручальное кольцо из нержавеющей стали. А отцовское – из латуни.

– И что?

– А обручальное кольцо моей жены – из золота, Циско. Постановщик говорит нам, что в бочку нужно положить золото. И оно у нас есть.

Он поглядел на зуб Циско. Дымки равнодушно глазели на то, как Циско потихоньку попятился от Бена.

– Друг мой, ничего не получится.

– Мы не испробовали всё возможное, – произнес Бен. Рот у него открылся, словно у голодного пса.

– Зуб я тебе не отдам.

Бен встал и в темноте направился к стройплощадке. Запустив руку в ящик с инструментами, он принялся что-то искать. Циско поплелся за ним, сжимая вложенный в ножны меч. Дымки держались на расстоянии, с интересом разглядывая людей, когда из-за горизонта начало подниматься солнце.

Бен разыскал в ящике плоскогубцы. Циско обнажил меч.

– Циско, другого выхода нет.

– Не приближайся ко мне.

– Прошу тебя, Циско. Пожалуйста. Ты должен мне его отдать.

– Мое золото – это мое золото.

– ОТДАЙ МНЕ ЗУБ.

Он бросился на Циско, и испанец сделал вы- пад мечом. Но Бен сумел увернуться, схватил Циско за запястье и притянул его к себе. Пользуясь пре- имуществом в росте и весе, он вывернул руку Циско, и тот выронил меч. Циско вцепился зубами Бену в плечо, и оба рухнули на землю, сцепившись в схватке.

– Не отдам я тебе зуб! – орал Циско.

– Мы никогда отсюда не выберемся! Пойми ты, дурья твоя башка!

– Он мой!

– А он имеет значение, если мы тут сдохнем, Циско? Мне нельзя тут подыхать! Ты мой друг, и я тебя люблю. Пожалуйста, не дай мне сдохнуть в этой поганой дыре, Циско. Прошу тебя. Подумай о Боге.