– Нам надо браться за работу, – сказал он испанцу.

– Но, Господи…

– Я не Господь. А ты не в раю.

– Что? – снова по-испански.

– Я не Бог.

– Ты не Постановщик?

– Нет. Мне сказали, что я должен его разыскать. Я заблудился, рыцарь. Так же, как и ты.

– Ты англичанин?

– Нет, не англичанин.

– Это хорошо. Англичане… Они все свиньи.

– Да, послушав твою небольшую речь, я в этом убедился. А теперь давай-ка шевелись. Дымки убьют нас, если мы не начнем работать.

– Они заодно с человеком с огненными глазами?

– Да, они на него работают.

– Он недобрый человек.

– Ты прав. Не добрый. – Он протянул Циско лопату. – Не говори ничего плохого, когда те два урода подслушивают. Они все видят, все слышат и никогда не спят.

Бен подошел к оползню и начал копать, перенося грунт к краю котлована и забрасывая ее наверх. Циско присоединился к нему.

– Ты говорил, что приплыл на корабле, – сказал Бен.

– Да.

– Он был на воздушной подушке?

– На воздушной? То есть на парусной?

– А что это был за корабль?

– Один из мощнейших и сильнейших, который смогла снарядить ее величество.

Бен помолчал и повернулся к испанцу.

– Циско, какой, по-твоему, сейчас год?

– Лето Господа нашего одна тысяча четыреста восемьдесят пятое.

– Да уж, здорово! – протянул Бен и снова принялся копать.

– Я сохранил подробные карты этих земель. И отметил на них множество мест, где можно найти золото, и оно обязательно там есть. Когда я доставлю эти карты обратно в Испанию, меня объявят величайшим первооткрывателем на свете.

– Ну да.

– Я назову эту землю в честь моей матушки, Антонии.

– Брат мой, не знаю, как бы тебе это объяснить, но я все переверну: ты НЕ в Новом Свете.

– А ты откуда знаешь?

– Потому что я родом из Нового Света. Из Мэриленда. Уверяю тебя, что в Мэриленде все совсем не так, как здесь. Я из будущего, а ты из прошлого, а это место – просто мерзкая пустошь. Это бросовая земля, где ничего нет.

– Ты ошибаешься. Здесь все реально. И Иисус направил меня сюда как своего посланца. – Циско взглянул на красный пикап на западном краю участка. – Что это за повозка?

– Это грузовик.

– Он твой?

– Если выгорит, то станет моим. Слушай, друг, у тебя же есть мешок, а?

– Есть.

– И он вмещает все, что захочешь туда положить?

– Да. Он прямо как волшебный.

– Ты получал какой-нибудь мешочек с семечками?

– Нет.

– А краб? Краб тебе по пути попадался?

– Нет.

– А великан?

– Да. Великанша. Она бросила меня в темницу и заставила драться, как пса.

– Но ты убежал.

– Да, и попал в дом человека с огненными глазами.

– Палатка тебе попадалась?

– Нет. Я сплю на земле. Но я раздобыл вот это…

Он запустил руку в небольшой мешок и вытащил свернутый коврик.

– Когда я сплю на этом коврике, то словно на шелке лежу. А когда засыпаю, мне снится матушка. Я совсем маленький мальчик рядом с ней на рынке. Я вижу и касаюсь ее, и потому знаю, что этот коврик есть дар Господень. И вся эта земля – тоже дар Господень.

Бен фыркнул.

– Никакой это не дар. Ты попал на проклятую тропу. И все здесь нереально.

Циско побледнел.

– Кто ты такой, чтобы так говорить?

– Просто я это знаю. Циско, нам с тобой, наверное, долго придется пробыть в этом котловане, так что в первый же день я не стану перегружать тебя информацией.

На время разговора они перестали копать. Дымки пролетели над ними, бросая на них яростные взгляды.

– Давай-ка возьмемся опять за работу, – сказал Бен.

Что они и сделали. Бен с испанцем трудились день за днем, расчищая фундамент, заливая и выравнивая бетонную плиту, укладывая камни и скрепляя их влажным раствором, ставя внешние стены и зубчатые башни. Бен подметил, что почти всегда работал, повернувшись спиной к Дымкам. Иногда они нависали совсем близко, но обычно им хватало торчать где-то позади, не сверкая пылающими глазами.

По ночам Бен и Циско спали под открытым небом на коврике испанца, постелив его горизонтально, чтобы каждый мог лечь грудью на коврик, а ноги вытянуть на песок. Пищи и воды, приносимых Дымками, становилось все меньше и меньше. Упругие мускулы, которые Бен нарастил за прежние годы работы, стали слабеть, оставляя лишь непрекращавшуюся боль в суставах, мышцах и нервах. Колено сделалось совсем никудышным, и иногда Циско подхватывал Бена и на своих плечах тащил его по уклону в конце рабочего дня. По ночам Бен развлекал Циско изощренными фантазиями на тему убийства Дымков… Расстрелять их, исколоть ножами, задушить, забить ногами насмерть. Циско внес свое творческое предложение:

– На дыбу вздернуть, сеньор Бен.

– А это что еще такое?

– Человеку связывают руки за спиной. А потом тянут за узел вверх…

– И ты так делал?

– Так поступали со многими членами экипажа. Для поддержания дисциплины. Было слышно, как трещат плечевые суставы.

– Господи Иисусе.

– Не поминай имя Божие всуе.

Циско рассказывал истории о своей морской жизни, которые напоминали Бену о хороших книгах, что он когда-то обнаружил в палатке-библиотеке. От исследователя он много чего узнал о плаваниях, о морской навигации и о тех жутких вещах, которые старые морские волки вытворяли друг с другом. Бен разузнал все о жизни самого Циско. О небольшой рыбацкой деревушке неподалеку от Кадиса, где тот вырос, и о семи братьях Циско, которые все стали моряками. Но больше всего он узнал о том, что Циско ненавидел почти всех, кто не являлся испанцами. Циско ненавидел французов, ненавидел португальцев и итальянцев. Но больше всего он ненавидел англичан. (Бен и словом не обмолвился Циско о том, что унаследовал английскую кровь по линии папаши.) Он даже ненавидел других испанцев, например каталонцев. Да, как же он ненавидел каталонцев.

– Эти каталонцы… Они – птичий помет, усеявший их дивное королевство. Они слизь. Они ДЕРЬМО.

– Циско, твои поношения каталонцев можно слушать до утра.

Циско улыбнулся, и его золотой зуб сверкнул в свете звезд.

– Это хорошо, потому что они – дворняжье отродье.

Они разработали шифр, чтобы можно было свободно разговаривать так, чтобы Дымки их не понимали (так, по крайней мере, оба надеялись). Бенова банка из-под маринованных овощей стала «бочкой». Дымки сделались «кирпичами», а Ворис – «плитой».