«Весь день об этом чего только не болтали. Ты боишься?»

«Да».

«Ты даже признал, что боишься. Я никогда бы в это не поверил».

«Ах, Пьер, человек всегда боится перед боем. Более или менее, но почти всегда».

«Понятно, а с тобой случалось что-нибудь такое? Я имею в виду бой, который ты обречён проиграть».

«Да, с папашей, ты знаешь. Но ведь здесь совсем другое дело. И все же мы должны придумать что-то, у нас впереди два часа. Что они обычно делают с намеченной жертвой?»

«Обычно приходят и окружают. А потом ждут. Я знаю, что кое-кто даже спал до самого их появления. И я в том числе. Это когда был новичком».

«Что, и тебя умиротворяли?»

«Мм».

«Что они сделали тогда?»

«Ничего особенного. Притащили в душевую… Я, очевидно, не казался особенно дерзким».

«Но, поскольку тебя уже умиротворяли однажды, и ты здесь не новичок, они не тронут тебя в этот раз?»

«Не знаю. Силверхиелм, ты знаешь, толковал про наш заговор и „подпольную социал-демократическую деятельность“. Но если я получу удар половником, то это же будет не то. Я имею в виду, что им нужен ты».

«Мм. Как думаешь, можно попасть в мастерскую в это время? У всех учителей есть ключ от мастерской?»

«Да. Ты собираешься принести топор или что?»

«Нет, только кое-какую ерунду. Я скоро вернусь».

Эрик пошёл домой к Тоссе Бергу и позвонил в дверь.

«Привет, — сказал он, — мне нужна твоя помощь».

Тоссе Берг быстро впустил его внутрь и закрыл дверь почти тем же движением. Но начал с отговорок. Учителя не могут вмешиваться, это выглядит чертовски неловко и неспортивно и трусливо. Но обычный учитель гимназии и не может особенно много сделать.

Эрик объяснил, что он не такое имеет в виду. Речь идет только о маленькой услуге. Нельзя ли позаимствовать ключ от мастерской?

Тоссе Берг колебался. При одном условии: если бы Эрик честно рассказал, что он собирается взять. «Ах, только немного стальной проволоки и плоскогубцы, совершенно ничего другого». «Честное слово, что ничего другого?» — «Конечно». — «А можно спросить, для чего понадобилась эта ерунда?»

«Ты ведь понимаешь, милый Тоссе, что я не собираюсь сдаваться так легко».

«Нет, в это я не верю. Но для чего тебе это барахло?»

«Не спрашивай больше, иначе ты окажешься замешанным. Я в любом случае не изувечу какого-нибудь члена совета, поскольку не хочу, чтобы меня исключили из школы. И мы ещё многое не сделали в школьной команде. Не так ли?»

«Ты боец, Эрик. Бойцы в почёте во всём мире, за исключением, возможно, Щернсберга. Удачи тебе!»

Тоссе Берг пожал ему крепко руку и дал ключи. Десять минут спустя Эрик вернулся в комнату со стальной проволокой и плоскогубцами. Пьер всё ещё лежал на своей кровати в том же положении, с той же «Одиссеей» перед глазами.

Эрик подошёл к окну и начал обматывать стальной проволокой оконные запоры. Потом он крепко и тщательно натянул проволоку плоскогубцами и откусил торчащие в сторону скрученные концы.

«Какая от этого польза?» — поинтересовался Пьер.

«Мы живём на первом этаже, и существуют только два пути в комнату. Если выбить два маленьких стекла, можно просунуть руку, открыть окно и забраться сюда, даже если дверь заблокирована. Но, начиная с настоящего момента, остался лишь один путь».

«Ты всё равно не сможешь защищаться против них. Ты же не можешь причинить вред члену совета, а сейчас они придут и все сплошь будут членами».

«Мм. Ты знаешь, что это так. Но они не знают, и они малость побаиваются, точно как ты и я. Пошли в умывальную комнату, потом мне надо будет немного переставить мебель здесь внутри».

«Но как ты сможешь обороняться, не защищаясь?»

«Как раз это и является проблемой. Но у нас больше часа, прежде чем начнётся ночь. И есть одно дело, с которым мы должны разобраться раньше».

Речь шла о Пьере. Лучше всего, пожалуй, если бы Пьер отсутствовал в комнате, когда они придут. Ведь, если им удастся прорваться внутрь всем вместе, вряд ли они оставят его в покое и удовольствуются одним Эриком. Им наверняка захочется полностью отвести душу. И если Пьер будет находиться где-то в другом месте, они, конечно, не станут его искать. А Якобсон через четыре двери в конце коридора болеет корью или чем-то подобным и находится в санчасти. Значит, там свободная кровать. Товарищ Якобсона по комнате не стал бы особенно ерепениться, если ему объяснить ситуацию. Пьер, значит, может пойти и лечь в кровать Якобсона.

Пьер сел на своей кровати и положил закладку в книгу, прежде чем убрал книгу на письменный стол.

«Нет, — сказал он наконец, — так не должно быть. Я имею в виду, этого мы не сделаем».

Он подумал немного, прежде чем продолжил.

«Ты мой лучший друг, Эрик. Так что я не собираюсь уходить и ложиться где-то в другом месте».

Эрик колебался. Пьер произнёс всё это слишком решительно.

«Тогда так и договорились, — сказал Эрик. — И что бы ни случилось, ты лучший друг, какого я когда-либо имел. Ты тоже смелый, маленький дьявол. У меня из головы не выходит, как ты ушёл от придурка Бобра во время упражнения по штыковому бою».

«Ах, — промолвил Пьер, — человек должен иметь принципы. Обязательно. Значит, мы идём в умывальную комнату и доводим всё до конца?»

Когда они вернулись, Эрик поставил их общий комод перед дверью. Комод вошёл ровно в узкое пространство между стеной и платяным шкафом и был достаточно высоким, так что закрыл более половины дверного проёма. Это выглядело солидно. Потом Эрик снова оттащил комод назад, чтобы покопаться немного в платяном шкафу в поисках клюшки Пьера для хоккея с мячом.

Он взвесил клюшку на ладони, а потом взял её двумя руками и махнул пару раз в направлении двери. Результат ему понравился. Следовало, конечно, бить наискось поверху, чтобы при ударе не зацепить шкаф или стену, но всё равно пространства хватало.

Стена напротив двери шкафа имела достаточно приличное углубление, размером со встроенное дверное зеркало. Туда они засунули две деревянные обувные колодки и проверили результат после того, как установили комод в нужную позицию. Колодки надёжно его зафиксировали, причем так, что его нельзя было опрокинуть в комнату.

Они работали, задвинув занавески, на случай, если кто-то, спрятавшись в темноте под дождём, шпионил за их приготовлениями.

С помощью плоскогубцев они закрепили немного одежды вокруг обувных колодок, так что комод в конце концов утвердился как вкопанный и чтобы обувные колодки не поцарапали стену, если их импровизированную баррикаду подвергнут атаке (все повреждения во время Монашеской ночи, согласно традиции, оплачивали жертвы). Эрик выдвинул вперёд кресло, поставил рядом с ним клюшку и бросил на кресло подушку. Приготовления на этом закончились. Время приближалось к половине десятого, далее начиналась Монашеская ночь. Эрик сделал шаг назад и окинул взглядом проделанную работу.