«Ага, — сказал он, — сейчас у них есть проход чуть больше квадратного метра, чтобы протиснуться внутрь. Это напоминает греческую битву, ты знаешь, когда врагу требовалось преодолеть перевал, но настолько узкий, что его могли защищать всего несколько человек».

«Да, но их не исключили бы из школы, нанеси они урон противнику».

«Верно. Да ведь наш враг не знает, как я отношусь к исключению».

Пьер не ответил. Он открыл свою книгу в месте, где у него лежала закладка, и прочитал вслух.

«Он, рассекши обоих на части, поужинал ими, всё без остатка сожрал, как лев, горами вскормленный, мясо, и внутренность всю, и мозгами богатые кости».

«Ты знаешь, что это?»

«Я же видел, какую книгу ты читаешь, сам читал её под арестом в прошлые выходные. Это у великана Полифема. Когда Одиссей и его люди накалили бревно и воткнули его в единственный глаз циклопа».

«Мы заперты, почти как в пещере».

«И узкий выход из пещеры сторожит Полифем, ты это имеешь в виду?»

«Да, примерно. Полифем, собственно, является символом зла».

«Глупый и опасный, стало быть? „Никто“ выколол мой глаз! А потом другие циклопы пришли на помощь, но было слишком поздно».

«Ночью они заявятся все вместе. Как стая гиен — трусливые и в темноте. Но зубами способны перегрызть берцовую кость лошади, как тонкую веточку».

«Пришло время выключать свет. Впереди десять часов Монашеской ночи».

«С таким же успехом мы можем оставить свет включённым. Я имею в виду, что это не играет никакой роли, потому что комендант всё равно никогда не сунется проводить проверку в Монашескую ночь».

«Нет, мы должны выключить свет. Это наш шанс».

Эрик пошёл и повернул выключатель. Потом с клюшкой на коленях сел в кресло перед комодом.

Они долго молчали. Звуки в других комнатах постепенно замерли, и в конце концов наступила такая тишина, что слышались только дождь и ветер за окном.

Темнота стала совершенно чёрной, и время улиткой ползло вперёд.

«Чего ты боишься больше всего?» — поинтересовался Пьер из темноты.

«Исключения из школы. Тогда рухнет всё моё будущее».

«Да, хотя я не это имел сейчас в виду. А из того, что они сделают с тобой?»

«Самое худшее в любом случае не то, что причиняет боль. Но я боюсь за лицо, боюсь, например, что они возьмут дубинку и будут бить по лицу, пока не выбьют зубы и не превратят нос в лепёшку. Это выглядит, кстати, логичным, если задуматься о том, что я сделал в квадрате с Лелле. Ты знаешь… Не причиняет боли, но потом имеешь дьявольский вид».

«Не причиняет боли? Это звучит странно».

«Не так странно. Когда человек бьётся в подобной ситуации, он настолько возбуждён, что не чувствует боли. Ты ощущаешь, например, как удары попадают тебе по лицу, но это не больно. Боль приходит гораздо позднее. Когда, как ты думаешь, они придут?»

«Ровно в двенадцать, я бы считал».

«Почему?»

«Потому что они наметили визит на половину третьего. Но так как они возбуждены и горят нетерпением, то край для них примерно двенадцать. К тому же магический бой часов, и от этого всё ещё интереснее».

«Да, так, конечно, и будет. О чём же они болтают сейчас?»

Пьер и Эрик посвятили какое-то время фантазиям на эту тему. Силверхиелм, скорей всего, рвется в бой, поскольку для него действительно многое стоит на карте. Вероятно, речь держит, главным образом, он, их лидер. Прошёлся по планам, обрисовал будущий триумф, поразмышлял вслух о том, как будет мучиться Эрик или какое унижение испытает от дерьма и мочи (это зависело от того, что они, собственно, задумали). Вероятно, они решили начать умиротворение с Эрика, чтобы избежать шума в школе, прежде чем нанесут удар. Потом они, наверное, сидели и выдавали новые идеи и обсуждали все за и против. Как они в таком случае сами относились к слуху о том, чтобы защемить ему яичко щипцами для орехов? Подобное привлекло бы внимание в больнице, здесь уж точно не сработали бы объяснения из тех, которые использовали все поступающие из Щернсберга («упал на лестнице», «упал с крыши», «съехал с дороги на велосипеде»).

Как, собственно, закон трактовал подобное деяние, то есть настоящий шведский закон, в отличие от закона Щернсберга? Йохан С. говорил что-то о незаконности, когда потерпел крах перед профсоюзом.

В любом случае, с одной стороны, идея со щипцами для орехов выглядела невероятной. По крайней мере, если подумать, что кому-то требовалось сделать нечто столь противное, даже тошнотворное, как пристроить щипцы вокруг мошонки парня, которого крепко держат с раздвинутыми ногами, а потом нажать до хруста. Ни у кого из них не хватило бы нервов для этого, как считал Эрик.

Пьер не разделял его уверенности. С точки зрения Пьера, многие из них способны решиться. Хотя наверняка их куриных мозгов хватало, чтобы задуматься о последствиях, которые разъяснятся во фленской больнице. Зубы, нос, губы и глаза они могли позволить себе тронуть, всё это вполне годилось списать на несчастный случай. Хотя они действительно не отличались умом. И кто мог гарантировать, что здравый смысл заставит их отказаться от настоящих пыток?

Разговор быстро иссяк. Снова наступила тишина, только дождь и ветер гуляли за окном. И никаких других звуков.

Эрик потрогал кожу, намотанную на клюшке. Ситуация представлялась совершенно безумной. Он сидел в тёмной комнате с клюшкой в руке, и этим орудием ему, пожалуй, предстояло через час, или через два, или через четыре и три четверти часа разрушить свое будущее. Что он, кстати, подразумевал под этим своим «будущим»? Прежде всего — гимназию. Без нее пришлось бы расстаться с определёнными мечтами. Но ведь это не означало смерть, жизнь бы не прекратилась.

Если бы его одолели и немного поколотили сейчас, это много позже осталось бы только слабым воспоминанием. Выпускные экзамены в гимназии стоили нескольких вставных зубов и сломанного носа.

Но издевательства и унижение? Лицо, испачканное дерьмом, к восторгу толпы? Как соотнести это с выпускным экзаменом в относительно недалеком будущем?

Казалось, решение повисло в воздухе. Разум нашептывал, что, наверное, следует покориться. Чувства всячески протестовали против этого. Кстати, такой выбор никогда не возник бы в действительности. Потому что, если бы им удалось проникнуть в комнату каким-то образом, он бы всё равно попался.

Тишина и стук дождя по оконному стеклу.

Может, он зря заблокировал окна? На складе отряда самообороны имелись дымовые факелы. Что делать, если они бросят внутрь один такой факел? В течение пяти — десяти секунд пребывание в маленькой комнате станет невыносимым.

«Ты спишь, Пьер?»

«Ты что, с ума сошёл? Неужели я буду лежать и спать, как будто сегодня самая обычная ночь?»

«Нет, это понятно. Я только подумал, что у них могут быть дымные факелы со склада самообороны. Тогда они выкурят нас».