Когда он пошел на поправку, то отправил своего денщика Хазиахмата к Сюзанне. Тот с большим трудом сумел все-таки разыскать Сюзанну, но поздно. К тому моменту ей уже сообщили, что сотник погиб в бою. И она согласилась стать женой твоего предка Жан-Поля Мессонье. А что ей оставалось? Она была беременной. По-видимому, после ее смерти Жан-Поль и вернул Георгия, залог любви, законному владельцу через его посланца.

ФРАНСУАЗА (плачет). Какая печальная история. Как странно все переплелось.

ЖАН. Мне она досталась в наследство от деда. В память о Франции у нас в роду сохранилась традиция называть мальчиков французскими именами.

ФРАНСУАЗА (игриво). Значит, дорогой кузен, мы дальние родственники? И снова преграда меж нами стоит? Жених. Границы. Родственные связи.

ЖАН. Все люди произошли от Адама с Евой. Мы не дальние родственники, мы родственные души. У нас и кровь одна течет. Мы это притяжение почувствовали сразу. Марселю объясним все и извинимся. Не будем повторять ошибки предков. И никогда не будем расставаться!

Пойдем ко мне в гостиницу. Я вещи соберу. Поставим в известность руководителя группы. Будь, что будет!

Уходят со сцены, тесно обнявшись. Скрываются из глаз зрителей. Вдруг раздается громкий рев мотора. Страшный удар. Тишина. Из темноты выходит, пошатываясь, потрясенный Марсель.

МАРСЕЛЬ. О Боже! Что я наделал? (Раскрывает ладонь и подносит к глазам. Долго смотрит. Роняет медаль. Оседает на колени. Вдали слышен вой сирены.)

Действующие лица:

СТАРИК.

АЛЬФИЯ – старшая дочь.

САЛАВАТ – старший сын, доктор.

ИЛЬГИЗ – младший сын, холостяк.

МЛАДШАЯ ДОЧЬ – студентка.

Деревня. Последние дни декабря. Изба. Старик собирается в город.

АЛЬФИЯ. Зачем ты едешь, отец? Дадим как всегда телеграмму, поздравим и все… Потом они сами как-нибудь приедут. Новый год уже на носу.

СТАРИК. Где? (Шутит.) Не вижу! Не волнуйся, дочка, я одной ногой там, другой – здесь. Вот мою третью ногу тебе оставлю, на память. (Прислоняет к лавке клюку). Поразлетелись мои детки, кто куда… А сердцем я всегда с вами вместе! Поеду, навещу! (Поднимает чемодан с гостинцами, выходит на улицу, усаживается в сани, хлопает соседа-возницу по спине.) – Трогай, Шарифьян!

Сани медленно едут по заснеженной улице мимо больницы, школы. Во дворе школы большая нарядная елка.

СТАРИК (размышляет). А как весело справляли Новый год раньше… Все вместе! Хорошо было.

СТАРИК (грустный, сидит у окна поезда, порой улыбается чему-то, вспоминает). Еще Зульфия тогда жива была. Эх и горячий характер! Помню однажды пошел в сараюшку за медовухой, темно, ничего не видно, наступил сослепу на грабли, а они мне в лоб как шарахнут! Искры из глаз посыпались! (Трет лоб.) Я присел и рукой от следующего удара закрываюсь, кричу: «За что, Зуля?» Домой пришел, ей рассказываю, сам все шишку на лбу ощупываю. А она как засмеется, остановиться не может. Веселая она у меня была… Песни петь любила. Вот эту, например…

Вокзал в Уфе. Старик тащит чемодан сквозь толпу снующих людей.

СТАРИК. Эй, боец! (Обращается к мужику в полушубке, крест-накрест обмотанному рулонами туалетной бумаги) Как в центр попасть?

МУЖИК. А, деревня! Значит, так, слушай сюда, отец! Пойдешь по Карла Маркса, затем по Ибрагимова (жестикулирует), свернешь на Ленина…

СТАРИК. Ты, пальцем покажи!

МУЖИК. Туда!

СТАРИК. Так бы сразу и сказал… Спасибо!

Квартира старшего сына. Кухня. Старик выкладывает гостиницы.

Сын в белой рубашке, помочах, очках.

САЛАВАТ. Отец! (Укоризненно.) Яйца-то зачем привез, да и мед тоже… В такую даль тащил. Ведь все в магазинах есть!

СТАРИК. Свое, деревенское! (С гордостью.) Вот тут еще носочки шерстяные, вам и детишкам (показывает). Привет вам большой от Альфии с семьей, от соседей… Шарифьян этим летом тоже свою старуху схоронил. Сынок его, дружок твой, на днях из Москвы приезжал. Нас навестил. Тоже большим человеком стал. Майор.

САЛАВАТ (торопливо). Спасибо! Спасибо, отец, за гостиницы… Устраивайся пока, отдыхай! Потом поговорим. Извини, к нам сегодня гости придут. Я пойду, Тане по хозяйству помогу, ладно?!

СТАРИК. Зойку, корову нашу, помнишь? Она двойню принесла. Вот Альфия и осталась за ней присмотреть, то да се… (Замечает раздражение сына.) Беги, беги, помоги Тансылу! (Сын уходит, старик кричит вслед.) – Внуки где?

САЛАВАТ (из другой комнаты.) – В Москве, на каникулах!

СТАРИК. А помнишь, раньше мы Новый год всегда вместе отмечали?

Старик бродит по квартире, подходит к книжным шкафам, качает головой, замечает фотографию жены, гладит ее.

СТАРИК (разговаривает сам с собой). Молодец, сынок! Доктор. Уважаемый человек! (Разглядывает фото ребенка, солдата, врача.)

Лестничная площадка. Старик звонит в дверь квартиры младшего сына.

ИЛЬГИЗ. Папа! Откуда? (Радостно.) Хо-хо! Вот не ждал… Молодец, приехал. Вот, обрадовал! С наступающим Новым годом тебя! (Обнимает отца.) Только сегодня тебя вспоминал, как почувствовал. Спасибо, уважил. Как наши поживают в деревне? У Салавата уже был? Садись! (Проводит его в комнату.) Я тут живенько соберу чего-нибудь закусить, а тебе пока телевизор включу, смотри, какой концерт хороший идет. (Звучит песня.)

СТАРИК (про себя). Ильгизка такой же остался. Шустрый. В меня! Маленький, помню, был – с улицы не дозовешься! Зимой в избу, бывало, придет и с порога в рев. Спрашиваешь его: «Что случилось? Обидел кто?» А он: «За-а-мерз!» – плачет. «Почему гулял так долго?» Ха-ха! (Смеется.) И смех, и грех!

Однажды пришел из школы и спрашивает: «Пап, а ты курил когда-нибудь?» «Пробовал, конечно, один раз, – отвечаю, – не понравилось. А ты что, тоже хочешь попробовать?» Он отвечает: «Ага». А самому семь лет всего, в первый класс ходит. «Давай, – говорю, – стрельнем вон у того мужика». Тот папиросой «Прибой» затягивается. Ага, думаю, тем лучше… В общем, зашли мы с сыном за сарайку. От мамы спрятались. Я ему папиросу в рот вставил, а он пыхтит себе и, ничего… В рот набирает дым и выдувает: «Ф-ф!» Нет, думаю, так дело не пойдет. Урок не впрок! «Сынок, – говорю, – ты же неправильно куришь. Надо дым в себя глубоко втягивать». Он тут же вдохнул, как закашлялся! Я его по спине хлопаю. «Что, тошнит?» – спрашиваю. А он головой мотает: «Нет!» – хрипит. Я про себя думаю: «Ах, не тошнит, паршивец!» – два пальца ему в рот засунул и давлю на корень языка: «Тошнит?» – спрашиваю. «Ой, тошнит, папочка, тошнит и рвет!»… Ха-ха! (Посмеивается воспоминаниям старик.) С тех пор и не курил никогда.