Утро следующего дня началось поздно, часов в десять. Татарин, похоже, любил поспать, поэтому завтракали в половине одиннадцатого. Татарин изредка посматривал на Голована и молчал. За весь день едва ли они перекинулись друг с другом парой фраз. А вот Маруся Слепян была разговорчивее. Видно, она просто скучала с Татарином…

Вечером пошли на дело: Татарин, его правая рука Степа и Голован. Голован попросил вернуть ему револьвер, но Татарин посмотрел на него и лишь отрицательно мотнул головой.

Маруся жила в восьмом доме на Васильевской улице, и все трое вошли в арку дома напротив, чтобы «не отсвечивать».

Где-то без четверти семь пополудни она показалась на улице с Игорем под ручку. Шли они не торопясь и были похожи на молодую, только что поженившуюся пару. Не исключено, что так оно и было бы, не случись в октябре семнадцатого года переворот, исковеркавший жизнь многих миллионов людей.

Молодые люди вошли в парадное. Через какое-то время Маруся вышла. Предлог был выбран вполне правдивый: дома у нее не оказалось ничего съестного, и она вышла в продуктовую лавку, чтобы прикупить что-нибудь к столу.

Как только она покинула квартиру, Татарин повел всех к черному ходу, заблаговременно распахнутому. Втроем поднялись по ступеням к квартире Маруси и вошли. Из комнаты дверь закрывала бархатная портьера, и Татарин осторожно глянул в щелочку: Игорь сидел, ничего не подозревая, и поджидал хозяйку. Через пару мгновений Татарин театрально распахнул портьеру, а Степа и Голован навалились на Игоря и схватили его за руки. Татарин похлопал его по карманам, достал из внутреннего кармана револьвер, после чего сел на стул напротив Мамошина и, поигрывая револьвером, спросил:

– Зачем тебе машинка, коли ты к женщине пришел? Застращать ее надумал?

Игорь молчал. Затем попытался вырваться, но Степа и Голован держали его крепко.

– Ты один пришел? – снова спросил Татарин.

Игорь был явно растерян и лишь мотнул головой.

– Так один пришел или еще кто есть?

– Один, – выдавил из себя русоволосый.

– А зачем пришел?

– В гости… Я давний знакомый Маруси, – ответил Игорь.

– Что, – посмотрев на бутылку бургундского, одиноко стоявшую на столе, недобро ухмыльнулся Татарин, – мортовал[86] небось, что опосля того как буснете[87] гамырку[88], девка моя поплывет и у нее язык развяжется? Так, мусор поганый?

Русоволосый отрицательно мотнул головой.

– Так, мусорок, так. Да вот не вышло ничего у тебя. И больше уж ничего не выйдет…

Татарин бросил взгляд на Степу. Тот едва заметно кивнул и накинул на шею Игоря шелковый шнур. Парень предпринял отчаянную попытку вырваться, но ничего не получилось: Голован держал его железной хваткой…

Через какое-то время вернулась Маруся, глянула безразлично на тело русоволосого парня, с которым некогда дружила, и сказала:

– У парадного маячит один шпинтиль[89], а во дворе никого.

– Яхши[90], – кивнул Татарин и встал из-за стола.

Тело Игоря завернули в простыню, дождались темноты, после чего вынесли его во двор и скинули в колодезную яму пятнадцати аршин глубиной.

– Держи, – вернул Татарин Головану его револьвер. – За мусорка не благодарю, ты ведь по своим правилам действовал, так?

– Так, – усмехнулся Голован.

– Ну, а коли так – ступай с миром.

– И тебе не хворать, – ответил Голован.

Голован вернулся на хазу, нагруженный пакетами и двумя огромными корзинами с едой. Пацаны, довольные, что пахан вернулся цел и невредим, быстро очистили стол, на который стали вытаскивать из корзин еще теплый хлеб и пряники, пачки с чаем, копченые окорока и белужий балык, вареную телячью колбасу и целую связку жареных баварских колбасок, от которых пошел такой дух, что впору было сбежаться всем городским бездомным собакам, коих бродило по Москве во множестве, как всегда и случается на Руси в смутные времена.

Имелись в корзинке увесистый круг нормандского сыра «Камамбер», который, как известно, мягкий и жирный и натурально тает во рту, пара пучков зеленого лука, помидоры, пупырчатые огурчики, похоже, только что с грядки, кульки со сливами, черешней, вишней и волшебной ягодой виктория. Словом, обзавидовались бы и истекли слюнками даже давние и постоянные покупатели знаменитого Елисеевского магазина на углу Тверской, именуемого ныне «Гастроном № 1».

Пировали до полуночи. Насытившись, пацаны отваливали от стола и, свалившись на свои койки, мгновенно засыпали. Никогда еще в своей жизни они не наедались такой пищи до отвала, и за этот праздник вся братва хевры была благодарна Головану. А он чувствовал ответственность за пацанов – Козырь, Кочет, Жердь, Витюха, Солод, Шмель, Валька Волчок и прочие – это почти его семья. Особенно когда другой нет… и не предвидится.

Тем временем милиция не дремала и сумела обнаружить труп Игоря Мамошина в дворовой колодезной яме. Тучи над Татарином сгущались. МУР ставил на Татарина капкан за капканом, и угодить ему в один из них было лишь делом времени…

ГПУ искало Татарина по своим каналам: как-никак был убит их агент, о миссии которого знал лишь ограниченный круг лиц, и смерть Игоря Мамошина вызвала у гэпэушников несколько вопросов, разрешить которые стало для них делом чести. Собственно, главных вопросов было два: где произошло убийство и кто конкретно оповестил Татарина об Игоре.

В ГПУ об операции с Игорем Мамошиным знали только начальник Московского губернского отдела ГПУ Филипп Демьянович Медведь и руководитель оперативного отдела ОГПУ Артем Игнатьевич Крымский, который и затеял возобновление знакомства Мамошина с Марусей Слепян с целью получения сведений о месте нахождения Татарина. Оба товарища были чекистами-орденоносцами, насквозь преданными делу революции, и никак не мог Крымский подозревать начальника ОГПУ Медведя, а Филипп Демьянович – Крымского. Стало быть, «протекло» непосредственно в отделе милиции, где служил Мамошин.

Сначала поговорили с начальником отдела Константином Свирским. Потом со всеми остальными, включая младших милиционеров, едва поступивших на службу. Побеседовали и с субинспектором Миневичем, который показался Артему Игнатьевичу Крымскому весьма подозрительным субъектом, требующим особой разработки.

Подняли дело Миневича, по которому следовало, что Зиновий Лаврентьевич до поступления на службу в Шестой районный отдел милиции служил в царской полиции участковым приставом, а до этого нес службу в лейб-гвардии драгунском ее Императорского высочества великой княгини Марии Павловны полку в чине штаб-ротмистра. Кандидатура для пособника бандитов была весьма подходящая. Зиновий Лаврентьевич решительно отрицал все обвинения. Его арестовали и стали разрабатывать дальше. Скоро выяснилось, что субинспектор Миневич имел отношение к «Российскому союзу торговли и промышленности», покрывая его махинации и имея за это немалую выгоду. На третьем допросе Зиновий Лаврентьевич дал признательные показания, но касательно связей с преступным миром Москвы и бандой Татарина Миневич по-прежнему все отрицал, а после допроса с пристрастием и вовсе отказался давать какие-либо показания. Так что вопрос о том, кто донес Татарину об Игоре, оставался открытым…