Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хрупп был здесь. Всего разбойников тридцать семь, включая и этого, впереди еще два поста. Едва успев это сказать, постовой с удовольствием лишился сознания, лишь бы не видеть Фому.
На следующем посту они не стали задерживаться. Назвав пароль, они перерезали глотки двум бандюгам, когда те вышли на дорогу с намерением проводить их до следующего поста. Это было совсем некстати, слишком гостеприимно. То же самое было и на последнем посту.
— Тридцать два! — сказал Фома, вытирая нож о какую-то тряпку, висящую на дереве. — Я так думаю, что на второй тропинке еще пара-тройка архаровцев. Может и их?.. Будет легче!
— Ты разошелся! — урезонил его Доктор. — Смотри, весь дымишься от крови!.. Давай взглянем на лагерь, а там решим.
Они шли уже не таясь, так как ветер гнул тонкие деревья чуть ли до земли, с верха же толстых постоянно что-то сыпалось: то ветки, то сучья, то шишки — припасы белок…
Лагерь оказался на самом верху, на просторной поляне, окруженной высокими деревьями по периметру. В центре ее белел полотном шатер, у входа которого дремал постовой или порученец. Еще двое бродили вокруг поляны, чтобы не уснуть.
— А где остальные? — удивился Фома. — Шишки собирают?
Остальные спали возле коновязи, на краю поляны, в окружении трех догорающих костров. Когда затихал ветер, оттуда доносился вздох или храп, а то вдруг щенячье повизгивание. Жизнь у разбойников была наверное не такая сладкая, как в сказках детства Фомы.
В шатре не спали, судя по теням, и было там не меньше четырех человек.
— Хрупповский совет. Сжечь бы все это, к едрене фене! — мечтательно сказал Фома. — Знаешь, какие бывают костры? Пионерские, инквизиторские и мелиорационные, на соляре!..
— Сожги! — прервал его классификаторский порыв Доктор. — А я с этими разберусь!..
Он показал на спящих разбойников.
— Нет! — ощерился Фома. — Я хочу кое-что у него спросить, у голубя! Очень мне интересно его речи послушать!
Фома страстно желал выяснить, чего же хотят от него томбрианцы, почему охотятся за ним? Только ли проходы в Ассоциацию? Фома — проводник?.. Но они же должны понимать, что он не будет их “водить”! Впрочем, откуда?.. Но дыр и так достаточно! Зачем им лишние хлопоты, пока они сами плодятся?.. Тогда, что им нужно от него? Что они узнали в дыре? Какую информацию оставил Фома, что за ним такая погоня? Последняя Черта?..
Ох как порасспрашивал бы он Хруппа сейчас! Как ласково бы взял его за язык и вытянул либо информацию, либо кишки этого выродка!.. Нужно же ему, в конце концов, знать, сколько вообще этих дыр, чтобы представлять, какая работенка ждет? И Хрупп ему ответит, ответит томбрианское отродье!
Лицо Фомы превратилось в каменную маску неумолимого бога Дознания и Кары. Или богини? Доктор внимательно посмотрел на него и хмыкнул.
— Не пали настрой, Док! — огрызнулся Фома, но Доктор и не собирался.
Добраться незамеченными до шатра не представлялось возможным, пока часовые вышагивали по поляне. Убрать же их нужно было только одновременно и, главное, тихо, чтобы дремлющий вестовой у шатра ничего не услышал. Тут на их стороне был ветер. Потом на выбор: либо Хрупп с советом, либо остальная шайка.
— Я их нейтрализую на время, пока мы будем разбираться с Хруппом, — сказал Доктор.
— Как?
— Внутренняя реальность. Посажу в клетку. Она, правда, долго не выдержит, потому что придется тратиться на Хруппа.
Разошлись в разные стороны.
«Это то, что ты сделал со мной и Ириной у меня в квартире?» — продолжал Фома диалог с Доктором. «Намного жестче!» «Ты зверь! — заверил Фома. — Тогда уж посади туда еще и пару крокодилов для повеселиться!» «Ну и кто из нас зверь?» «Ты, конечно! Ты все это придумал, испытал на мне, я жертва!» «Они же с ума сойдут, жертва!» «А ты хочешь, чтобы их в здравом уме по утру обезглавили? Пусть хоть повеселятся перед эшафотом и на нем самом — сумасшедшие страху не имут!..»
Через мгновение Фома увидел, как вырастает тень за спиной часового, легонько поворачивает его голову вокруг позвоночника и тот оседает. Все это бесшумно, как в доме подпольного преферансиста крадется бабушка с чаем.
Доктор же, укладывая тело, видел, как рядом со вторым часовым появилась фигура в белом саване и страшной косой. В пустых глазницах ее черепа горели красным зловещим огнем шипящие свечи. Фигура наклонилась к ничего не подозревающему разбойнику и что-то сказала ему на ухо…
— Это я, — вкрадчиво доложил Фома в волосатое ухо, — кума твоя, касатик! Тихонечко повернись и посмотри, какая у тебя длинная дорога…
Часовой, как сомнамбула, повернулся к Фоме. Картина вдохновила его на обморок, а может восхищение его простерлось и до полного умиротворения. “Бо знат!” — говорят старушки на Спирали в таких случаях. Во всяком случае падение бандита было мягким, а прощание стремительным и беспечальным.
“Не можешь без фокусов!” — чертыхнулся Доктор.
Потом Фома двинулся к шатру, так как был ближе, а Доктор — к лежбищу разбойников. Ему пришлось потратить гораздо больше времени, чтобы создать клетку-лабиринт, так как реальность Кароссы сопротивлялась, не придя еще к равновесию, а может действовала защита Хруппа или даже просто его присутствие. В таком случае медлить было нельзя, Хрупп обязательно что-нибудь почувствует.
Доктор бросился к шатру.
Он увидел, что вестовой стоит ни жив, ни мертв, не в силах ни пошевельнуться, ни крикнуть, хотя рот его исказился и застыл в беззвучном крике. На него надвигался, мерно кося ослепительной косой все пространство перед собой, бледный саван Смерти. Только, вдобавок к свечам в глазницах, из пасти черепа торчала попыхивающая сигара.
Дело шло к разрыву сердца, так как Фома не спешил, с наслаждением выкашивая траву, вместе с кустами и кочками, перед часовым, опять же беззвучно, на фоне ветра. Чтобы этого не случилось, Доктор усыпил бедного свидетеля Безглазой, надавив на артерию.