Белка, ослабив хватку, улеглась у меня на плече.

Когда же мы сели в карету, что поджидала нас у входа, я, не сумев побороть зевок, спросила:

– Что это было? Почему министр, когда увидел белку, так резко сдался?

Пушистая что-то обиженно защелкала в ответ, опережая леди Голдери.

– Потому что хранитель покидает дом лишь в исключительных случаях. Можно сказать, что практически никогда. Сейчас наше родовое гнездо абсолютно беззащитно даже от простых воров, зато ты – практически неуязвима. Оттого-то этот высокомерный лорд, что так бравировал своей надежной охраной, и сдулся. Даже вся его магия, к слову немалая, бессильна против хранителя.

Припомнив словесную битву свекрови и рыжего, я отчего-то вспомнила рассказ Джо о противостоянии на реке Эйгре, когда с одной стороны русла стояла конница неприятеля и кричала имперцам: «Сдавайтесь, у нас тысячное войско!» – а с другой стороны наши отвечали: «А нас – рать!» (правда, в пересказе хромого Джо пауз между словами в ответе имперцев не было).

– Ах вот оно что… – Я уже почти засыпала, но из чистого упрямства задала последний вопрос: – А что это за сережки в ушах сиятельных? И у Хантера, и у этого Тайрина.

– Это знаки отличия, ордена, если тебе будет так понятнее. А еще – амулеты, дающие доступ туда, куда без допуска путь закрыт.

Уже уплывая в сон, я вспомнила, что у блондина мочка, да и хрящик уха все в дырочках. Оказывается, это у него отверстия для орденов… А он их не носит. Только простую серьгу-полумесяц. «Какой мне скромный муж достался», – стало моей последней связной мыслью, прежде чем я провалилась в сон.

На удивление, несмотря на усталость, мне даже что-то снилось: то я от кого-то убегала и отбивалась, то меня пытался спеленать гигантский паук, и ему это даже удалось, а под конец он укусил меня, и я отключилась.

Просыпаться не хотелось настолько, что я малодушно натянула на макушку одеяло. Лицу стало жарко, зато оголившейся пятке – холодно. Свернулась клубочком – подол ночной сорочки задрался и едва не завязался узлом. Распрямилась – волосы от елозанья под одеялом попали в рот. В общем, все было против того, чтобы я еще немного понежилась в постели.

Пришлось вставать. Первое, что я увидела, разлепив глаза, – здоровенную черную белку, что сидела в изголовье моей кровати. И вот тут-то нахлынули воспоминания вчерашнего дня. Помимо ярких картинок в мозгу, были и вполне материальные свидетельства нашего с Хантером «веселья», как то: перебинтованная нога, обработанные ссадины на предплечье.

Кстати, а кто их так аккуратно смазал мазью, что приятно холодила кожу и отдавала мятой? Патрульный целитель, помнится, всего лишь промыл их прозрачной жидкостью, которая тут же вспенилась. Да и ночная сорочка… Не сама же я переодевалась?

Ответы на некоторые из вопросов нашлись у горничной, которая постучалась в дверь. Поинтересовавшись, желает ли леди позавтракать и чем мне еще помочь, она так же с охотой пояснила, что вчера, едва карета подъехала к дому, миссис Голдери приказала отправить за лекарем. На руках же в дом меня занес дворецкий, правда, несмотря на сон, я брыкалась. Оттого слуга получил сначала фингал (от меня), а потом двойной оклад и три дополнительных выходных (от хозяйки). Последним он оказался жутко доволен.

Переодевала же меня сама Эмма. Она ничего не добавила, просто сказала, что вещи, в которых меня принесли, пришлось распороть, чтобы их снять. Я же начала заливаться румянцем, догадавшись, что за паук во сне меня спеленал.

А вот докторусу, приехавшему оценить мое здоровье, пришлось уворачиваться. Но он, ученый уже той же пяткой, проявил недюжинную изворотливость, сумел-таки сделать успокаивающий укол (заклинания оказались бессильны: белка не покидала моего плеча, и они разбивались о щит хранителя) и только после этого – осмотреть. После чего эскулап, получив сверх положенной мзды десяток золотых за проявленные храбрость и отвагу, заверил свекровь, что моему здоровью ничего не угрожает, и я просплю до рассвета. Засим и он отбыл. И вот сейчас наступило это самое утро – время, когда мучительно стыдно за то, что еще накануне казалось естественным и само собой разумеющимся.

Одеваться жутко не хотелось, но надо было узнать, как там Хантер, да и вопросы к свекрови у меня накопились. А еще – сдать с рук на руки эту пушистую напасть, которая никак не реагировала на мои «кыш-кыш» и категорически отказывалась покидать спальню.

Оттого, доев завтрак, который принесла в комнату расторопная Эмма, я открыла шкаф и ахнула. Еще вчера в нем царствовали мужские рубашки, штаны и камзолы (и я планировала позаимствовать что-нибудь из них, чтобы можно было разгуливать по дому). Сегодня же шифоньер буквально ломился от женских нарядов. Сдержанные тона, скромные, но утонченные фасоны. И все – моего размера.

– Леди Голдери вчера распорядилась о малом гардеробе, пока вы с лордом отсутствовали. Сказала, что пока купила пару нарядов по своему вкусу, но как только у вас появится время – вы можете заказать у портних то, что вам больше по душе.

Я же, достав жемчужно-голубое платье с неглубоким вырезом, изящное и лаконичное, приложила к себе и взглянула в зеркало. Если элегантность – это проявление женского интеллекта, то моя свекровь – минимум доктор наук.

Наряд не просто мне шел. Он преображал, подчеркивая цвет глаз и оттенок волос, которые сейчас казались не выгоревшими, а золотыми, делал меня юной и женственной одновременно. Единственным недостатком платья оказался корсет, но я мужественно решила его перетерпеть. Тем более что Эмме удалось зашнуровать его на удивление не туго и удобно.

Образ довершила затейливая прическа из кос и локонов.

На удивление, смотрясь в зеркало, я нравилась сама себе. Оттого мне вдвойне хотелось, чтобы Хантер оценил мое преображение. Но когда я поинтересовалась, в какой же комнате мой муженек, то получила неожиданный ответ: его в особняке нет, еще со вчера, с самого утра, как мы вместе ушли. Но я-то отчетливо помнила слова свекрови о том, что ее сын уже дома.

Что же, служанка – человек подневольный, и если станет врать – то наверняка по указке хозяйки. Так или иначе, выходило, что соврала благородная сиятельная леди.

Я решила лично найти миссис Голдери и в лоб спросить ее обо всем. Уточнив у горничной, где сейчас может быть свекровь, и получив ответ, что в этот час леди обычно в оранжерее, я вышла в коридор. Белка, к удивлению, едва я шагнула за порог, метнулась вон из комнаты по своим, беличьим, делам.

Вокруг царила тишина, но не пустота. Казалось, стены хранят тепло, висящие портреты – приглядывают за порядком, а безмолвие не тяготило, а дарило спокойствие и уют. Определенно, у этого дома имелся характер. Немного строгий, но незлобный.

Я уже миновала лестницу, и до оранжерей оставалось совсем немного, когда на повороте нос к носу столкнулась с леди Евой. Как-то сразу вспомнился наш последний разговор по душам и пульсарам, когда она чуть не угробила меня некромантской магией.

– Доброе утро! – как можно более холодно, улыбаясь во все двадцать восемь зубов, заявила я (коренные мудрости меня к восемнадцати летам так и не осчастливили – видать, дурости в голове содержалось все же больше).