С трудом заходит. Углубляется.

Слева от кровати — тумбочка с огромным стеклянным блюдцем. Внутри — фольгированные упаковки таблеток.

Старушка мычит мне в подбородок. С каждым моим движением её тёплые ладони медленно ползут по моей спине, приближаясь к моему заду.

В блюдце лежат: галоперидол, вимпат и еще что-то, что я никак не могу рассмотреть.

Я ускорился. Мне хочется быстрее закончить сминать живой труп своим брюхом. Я уже мечтаю закончить этот жест доброй воли, жест милосердия и сострадания, и как можно быстрее смотаться домой.

На тумбочке стоит пустой стакан, чей ободок по кругу измазан красной губной помадой. Они готовились, ждали меня. Влажные губы касаются моего соска, целуют его, посасывают. Горячий язык касается кончика моего соска. Как же приятно… Она настоящая умелица своего дела…

Когда я подхожу к черте, у меня встаёт вопрос. Куда спустить: внутрь? На живот? На простынку, испачканную не только потом старушки, но теперь и моим?

Живём один раз…

Галоперидол: если не примет, — то эти долгие пять минут безумия сотрутся из её памяти, как только я пересеку дверь квартиры. Жалко конечно, но сейчас я бы сам не прочь подцепить деменцию и забыть этот день навсегда.

Моё тело скручивает от удовольствие, горячая молофья брызжет так, словно её наполнили газом через сифон.

Вимпат: если не примет, — то судорога скрутит её в узел.

Искусственные ногти вгрызаются в мою кожу. Пенсионерка дёргается. Мычит. Мне больно! Я опускаю глаза и вижу, как её глаза закатываются, скрывая от меня зрачки. Мычание сменяется удушьем. Её бледная кожа синеет на глаза. На лбу набухает огромная синяя вена и тянется к волосам, словно под кожей завелся дождевой червь. Еще никогда я не доводил женщину до такого удовольствия! Я могу гордиться собой.

Я больше не мальчик.

Я больше не мужчина.

Я больше не настоящий самец.

Теперь я на порядок выше всех этих понятий современного мужества, потому что попробовал всё.

Ей хорошо — значит и мне хорошо!

Мою пенсионерку, мою первую пенсионерку, лишившую меня мужественности, начинает колбасить. Скручивать в узел. Выворачивать наизнанку. Ногти полностью входят в мою кожу, вызывая нестерпимую боль. Я пытаюсь вырваться, но чувствую себя молодым волком, угодившим в капкан.

Оголовье кровати долбиться в стену. Тумбочка, заходив ходуном, скидывает на пол блюдце с таблетками. Стакан разлетается по полу сотней мелких осколков.

Дверь в комнату открывается. Под тапочками тяжеленной женщины хрустит стекло, фольгированные упаковки брызжут в воздух белыми облачками раздавленных в порошок таблеток.

Встав возле кровати, женщина вопит:

— Ничего не делайте, пожалуйста!

— Помогите ей, вызовите скорую!

Глядя на мой зад сквозь огромные очки, она вопит:

— Продолжайте на ней лежать!

— Мне больно! — кричу я.

— Потерпите, пожалуйста, скоро всё закончится.

— У неё приступ! Дайте ей таблетки!

Женщина в чёрных лосинах, поставив руки на пояс, вопит:

— Ничего не надо ей давать! Терпите!

Вечером того же дня я купил себе огромный телевизор и плойку с новой батлой. Всю ночь я пил и играл.

Играл и пил, пытаясь заболеть деменцией и забыть прошлый день, даже не смотря на то, что я смог затрахать женщину до смерти.

Ал смотрит на меня. Выпучил глаза и смотрит, внимательно слушая. Не упуская не единого слова хлопает глазами и медленно раскрывает рот. А потом спрашивает:

— Что⁈

Вот это я дал гари! Как бы я не хотел, как бы меня изнутри не сжигала жажда, но с бухлишком придётся притормозить, иначе план пойдёт по пизде.

Еще чуть-чуть. Самую малость.

Последний глоток.

Последний…

Прошу Ала достать вторую бутылку…

Глава 17

Вечер стремительно набирал обороты.

С улицы, сквозь разбитое стекло на кухню вливался прохладный воздух и стрекот цикад.

Чуть не спалив полдома, я сумел поджечь свечи, найденные в комоде. Окутанный мягким светом колышущихся огоньков, Ал сидит за столом и жрёт. Его пальцы блестят от куриного жира. Блестят как дорогущие алмазы в свете софитов. Он хватается за куриную ногу, отрывает её от тела, и откусывает смачный кусок. Поймав мой взгляд, он зачёсывает густую чёрную чёлку, и вся его причёска, все его зализанные назад волосы блестят, словно он посетил дорогущий барбершоп, где его подстригли на «отъебись», но модельного воска не пожалели.

Ночь обещает быть волшебной.

— Доставай вторую бутылку, — говорю я.

Он выдвигает ведро из-под стола. Вода успела нагреться до комнатной температуры, но глиняная бутылка сохранила пивчело холодным. Огромное ей за это спасибо!

Бутылка быстро летит на стол. Откупоривается. Мы уже прихмелели, но что поделать? Пока сидим, не падаем. Держимся. Содержимое желудков тоже держится, наружу не лезет. Картинку перед глазами еле заметно штормит, но разливать пивасик по глиняным кружкам не мешает. Чутка ливанул на стол — ничего страшного. Залил пол — высохнет.

Всё, так больше не может продолжаться! Вырываю из жирных рук Ала бутыль, и разливаю сам. Наполняю две кружки. Поднимаю свою над столом и говорю:

— Давай выпьем за знакомство! До дна!

Губы Ала жадно присасываются к кружке. Кадык как заведённый бегает взад-вперёд. Я, тем временем, сделал маленький глоток и поставил кружку на место. Нажираться мне не стоит. Хочется, но нельзя, бля.

Ал, осушив кружку, ставит её на стол. Вежливо отрыгивает, успев в последний момент закрыть рот ладонью. Какой воспитанный мальчик. Ладно, пришло время магии. Кондиция достигнута, теперь понадеемся на женские чары. Надеюсь, я ими обладаю, не смотря на мой причесон, разбитую губу и фингал под глазом. Зубы-то все на месте!

Подсев к нему поближе, я уставился на него. Пробежался глазами по лицу. Запустил пальцы в его жирные волосы и убрал чёлку на бок. Мужчина заметно отреагировал. От такого приёма мало кто устоит, лишь педик подзаборный. Ловлю его взгляд. Смотрю. Смотрю и улыбаюсь.

Поначалу Ал жёстко тормозит. Скукоживается весь. Но когда я кладу ладонь ему на колено и веду пальцы к паху, он набирается смелости. Вытягивает спину. Пытается заглянуть мне в глаза, но его глаза непослушно прыгают по моему лицу как блохи по собаке. Он еле заметно отрыгивает, надув щёки, а губы сжав со всей силой. Крутит головой.

Успокойся, всё хорошо, тебе не мерещится. Нет времени церемониться, охать и ахать. Пора приступать к делу.

Я встаю перед ним во весь рост. Расстёгиваю крохотные пуговички на груди платья. Ал следит за моими пальцами. Смотрит молча, боясь меня спугнуть. Закончив, я вынимаю руки из рукавов