Я вышла в коридор и потрясла головой. Мой папенька, находясьв пьяном угаре, вопил иногда, что к нему приходит большая жаба, отчего-токрасного цвета, и жалуется на жизнь. Откровенно говоря, всегда считала, что онврет, ну, не могут быть галлюцинации такими реальными и отчетливыми! Но ведьтолько что слышала мерзкий, ноющий, тонкий звук!

В этот миг из комнаты для гостей послышалось нечто странное.Бух, бух, бух… Пол задрожал под ногами. Чувствуя, что начинаю потихонькусходить с ума, я осторожно приоткрыла дверь и в узкую щель увидела чуднуюкартину: Анелия Марковна с бигуди на голове и темно-синим лицом прыгает возледивана. Я перепугалась не на шутку и влетела внутрь.

– Что с вами?

Дама не ответила. Ее лицо цвета качественных синих чернилфирмы «Пеликан» сохраняло невозмутимое выражение. Бух, бух, бух… Она продолжалапрыгать на месте.

Из ванны опять понесся вой: «А-а-а-а…»

На плохо слушающихся ногах я добрела до санузла и рывкомраспахнула дверь.

– О-о-о-о, – орал Даня, умываясь, – о-о-о-о.

– Вам плохо?

Мужик поднял мокрое лицо:

– Нет, наоборот, очень хорошо!

– Но почему вы тогда воете?

Даниил схватил мое полотенце, вытерся и сообщил:

– Я пою, очень люблю петь, когда моюсь!

Обдав меня запахом мужского дезодоранта, он вышел в коридор.Я постояла секунду в обалдении, потом зашвырнула в бачок использованноеполотенце. Одно из моих немногих отрицательных качеств – это редкостнаябрезгливость.

Дверь в ванную отворилась, вошла Анелия Марковна. Теперь еелицо приобрело темно-фиолетовый оттенок и больше всего напоминало гнилой баклажан.

– Как вы себя чувствуете? – пробормотала я.

Анелия сделала брезгливый жест рукой, ясно показывавший: онахочет остаться возле умывальника одна.

– Почему вы молчите? – окончательно перепугавшись,спросила я.

Господи, может, с ней приключился инсульт, и от этого мордадамы посинела, а язык отнялся?

Но гостья довольно бесцеремонно вытолкнула меня в коридор.Обидевшись, я пошла на кухню. Судя по решительному толчку, дама вполне здорова,надеюсь, она просто набила вчера на языке кровавую мозоль от безудержнойболтовни и сегодня избавит нас от очередной порции воспоминаний. Интересно,отчего у нее физиономия такого милого колера?

– Виолочка, душенька, – раздалось из ванны.

Я всунула внутрь голову. Анелия с розовенькими, свежимищечками стояла возле умывальника.

– Ангел мой, – прощебетала дама, – никак немогла разговаривать: нанесла на кожу «Бархат красоты».

– Что???

– Маску, разглаживающую морщины, – пояснилаАнелия, – она стягивает кожу, и, если произнести хоть слово, целебный слойлопнет и весь эффект улетучится. Понятно?

– Ага, – кивнула я, – а зачем прыгали удивана?

Дама подняла вверх указательный палец с безукоризненнымминдалевидным ногтем:

– Назовите самого страшного врага женщины!

Я призадумалась:

– Маньяк-насильник!

Анелия серьезно ответила:

– Нет, целлюлит. Единственное спасение от мерзкихотложений жира в области бедер – прыжки. Каждое утро сто раз и каждый вечерстолько же. Можно забыть все, но не прыжки! Иначе целлюлит одержит полную иокончательную победу и придется…

«Жить с целлюлитными ногами», – подумала я.

– Ложиться на операционный стол, – докончила фразуАнелия, – поверьте, это ужасно. Потом целый месяц будешь в синяках ходить!

Ага, значит, несмотря на регулярное сотрясение пола, дамавсе-таки делала процедуру по отсасыванию «излишков» организма.

– Виолочка, – попросила гостья, – дайте мнеполотенце.

– Вот, пожалуйста, специально повесила, розовенькое, сцветочками.

Анелия Марковна поджала губы:

– Но оно одно!

– А сколько надо?

– Шесть.

– Сколько?!

Гостья вздохнула и принялась терпеливо объяснять.

– Как минимум, шесть. Ну посчитайте сами. Для головы,ног, тела, лица и, простите, интимное, так сказать, ну понимаете…

Я обалдело кивнула.

– Ну не могу же я, как бомжиха, вытираться однойтряпкой, – пела Анелия, – вот когда мы прилетели в Вашингтон… Кудавы, душечка?

– За полотенцами! – крикнула я, выскакивая вкоридор.

Спаси меня господь от воспоминаний о ее поездках за границу.

Около полудня я вошла в клинику Чепцова. Второй этажпрактически опустел. Только три человека, прооперированные, очевидно, совсемнедавно, сидели в палатах, словно пойманные птички. На посту несла вахтупрехорошенькая голубоглазая девчонка в огромном накрахмаленном колпаке. Увидевменя, она поинтересовалась:

– Вам кого?

– Работаю тут санитаркой…

– И чего? – мигом изменила тон девица.

– Да вчера мыла полы и потеряла кольцо, довольнодорогое, от матери осталось, золотое.

– Ой, жалость какая, – всплеснула рукамидевчонка, – ступай вниз и предупреди бабу Клаву, она тут сегодня моет.Ежели нашла, непременно отдаст. Баба Клава верующая, чужого отродясь невозьмет.

– Уже нашлось, – вздохнула я, – мне Галязвонила, она ночь дежурила и в туалете нашла. Я его на рукомойник положила.

– Ты в другой раз на работу дорогие вещи ненадевай, – посоветовала девица, – а от меня чего хочешь?

– Галя сказала, что дома будет после дежурства, адресдала, а я бумажку потеряла с телефоном и всеми координатами… Вот приехаласпросить, может, знаете, где она живет?

– Великолепно знаю, – улыбнулась медсестра и ткнулапальцем в сторону окна – тут.

– Где?

– Вон, видите, дом большой стоит, серый?

Я кивнула.

– Последний подъезд, третий этаж, квартира слева отлестницы, – пояснила девчонка, – мы к ней иногда ходим чай пить.