— Ради всего святого, уходи, — прорычал он, поднимаясь со своего места и вставая во весь свой устрашающий рост.

Он сжал кулаки у боков. Я вздрогнула. Все внутри меня сильно сжалось, но я не двинулась с места. Ему явно было больно. Я не знала, почему. Но одно было совершенно ясно: ничто не заставляет чувствовать себя так одиноко, как осознание того, что тебе больно, и никто не придет тебе на помощь. Самые тяжелые битвы ведутся в тишине, когда никто не видит шрамов.

Я рысью вошла внутрь, приглашая Трио и Гизера рукой. Я даже не заметила, что они последовали за мной. Конечно, Себ не стал бы жестоко обращаться с собаками.

— Нет. — Я закрыла за нами дверь. — Мы здесь, чтобы составить тебе компанию.

Из его горла вырвалось пренебрежительное фырканье.

— Мы?

Он подошел к окну и рывком распахнул шторы. Яркие солнечные лучи разом залили комнату. Я вздрогнула, прикрывая глаза. Когда я опустила руку, он все еще стоял ко мне спиной.

— Теперь ты королева, Брайар Роуз?

— Просто Брайар, — ответила я, удивляясь, как он еще не знает этого. — И со мной здесь Гизер и Трио.

Это заставило его на мгновение замереть. Я знала, что он хотел повернуться и посмотреть на них, но не сделал этого. Вместо этого он сцепил руки за спиной и уставился в окно, из которого открывался вид на огромное поле.

Никто не мог увидеть его с этого ракурса. Слишком много колонн, углов крыш и шпилей, закрывающих эти окна. Почему-то я знала, что он выбрал эту комнату для себя именно по этой причине.

— К тебе уже вернулась память? — Похоже, его это не волновало.

— Нет. — Я зарыла обиду, прочистив горло. — Ну, пока нет. Я все время вспоминаю что-то новое.

Он ничего не ответил, но и не остановил меня. Я восприняла это как победу и шагнула вглубь комнаты. Здесь было душно. Пыльно, воняло кислым мужским потом и агонией.

— Я помню все наши совместные лета, — отметила я.

— И предыдущие дни. — Его загадочные слова закончились легким вздрагиванием, когда он услышал, что я приближаюсь к нему. — Мне не нужны эти воспоминания. В них был не настоящий я.

Я подошла ближе.

— Не делай больше ни шагу, Брайар. Я не буду отвечать за то, что произойдет дальше.

Он хотел напугать меня. Угрожать мне, чтобы я отступила.

— Что случилось? — Я сделала паузу, смягчая голос. — Почему ты так злишься?

— Почему ты такая любопытная?

— Естественное любопытство в сочетании с потребностью в подтверждении, — честно ответила я. — Не могу представить тебя таким злым.

Не обращая внимания на его предупреждение, я подошла ближе. Возможно, это было неправильным поступком - не дать ему пространства, в котором он нуждался. Но что-то подсказывало мне, что он был один очень долгое время. Дольше, чем недели и месяцы. Годы. Что он жаждал человеческого прикосновения больше, чем следующего вздоха. Говорят, одиночество - это не одиночество. Это ощущение, что тебя не замечают. Себастьян терпел и то, и другое, и это превратило его в тень прежнего себя.

— Ты всегда был таким радостным. — Я сморгнула соленую жидкость, удивляясь, как это я начала плакать. — Таким ярким. Таким красивым...

Он мрачно усмехнулся. Вся его спина заурчала от этого. Я оказалась всего в нескольких футах от него. Его затрудненное дыхание раздавалось между нами. На его шее блестели мелкие бисеринки пота. Моя близость заставляла его нервничать.

А значит, и нас обоих.

— Достаточно сказать, что я больше не являюсь ни тем, ни другим. — Он провел пальцем по подоконнику, собрав гору пыли. Как я поняла, домработницы никогда не заходили сюда и не убирали. — Я не тот ребенок, которого ты помнишь, Брайар. Я чудовище. Изгой. Оливер поступил правильно, сказав тебе не приходить сюда. Я причиню тебе боль.

— Я не боюсь.

— Почему? — спросил он. Почти с удивлением.

Неужели люди теперь боятся его? Неужели он совершил что-то ужасное?

— Потому что я могу не знать, что произошло за последние пятнадцать лет, но я знаю твое сердце, и оно доброе.

Снова тишина.

Он так и не повернулся ко мне лицом.

Я сложила два и два.

Трио и Гизер обошли его с каждой стороны. Гизер прижал голову к его ноге, а Трио запрыгнул двумя передними лапами на подоконник, следя за тем, на что уставился Себ.

Себастьян заглянул вниз и провел костяшками пальцев по голове Трио. Пушистый щенок лизнул кончики его пальцев и уставился на него с открытым обожанием.

— Я больше не красивый, — сказал Себ через некоторое время.

Я закрыла глаза. Из одного из них скатилась одинокая слеза.

— Я заставляю детей плакать.

— Дети - плаксы. Не обращай на них внимания. Они маленькие королевы драмы.

Он не рассмеялся.

— Мои собственные родители с трудом смотрят на мое лицо.

Я неуверенно положила руку ему на плечо. Все его тело превратилось в камень. Он вздрогнул, и я почувствовала мурашки на его рубашке. Он дрожал, таял от простого прикосновения. Мне пришлось сдержать крик, который грозил вырваться из моего рта.

— Брайар...

— Посмотри на меня, Себастьян.

— Я не могу.

— Можешь.

Мне хотелось обнять его сзади, прижаться к нему всем телом, укрыть его, как плащом, но я знала, что он еще не готов к этому. Себастьяну придется заново открывать жизнь с нуля, как и мне. Дыхание за дыханием. Прикосновение за прикосновением. По одной улыбке за раз. Но это будет происходить в его собственном темпе и по его собственной воле. Исцеление приходит, когда ты готов - и ни секундой раньше.

Солнечный свет лизнул его кожу, обнажив извилистый длинный шрам, который тянулся от плеча до кончика пальца. Казалось, что кто-то пытался содрать с него кожу.

— Никто никогда не видел меня таким. Даже мои лучшие друзья. Никто, кроме Олли, моих родителей и нескольких сиделок. — Он тяжело сглотнул. — Даже им пришлось подписать железный договор о неразглашении.

— Я член семьи, — напомнила я ему. — Мы выросли вместе, Себ. Ты можешь мне доверять.

Он схватился за подоконник и стиснул его до крови. Я отошла, чтобы дать ему свободу. Он так сильно дрожал, что я чуть было