Благодаря Вашему родству с Габсбургами, Вы принадлежите к германской нации — это очень важно, и… к германской расе, что в нынешних обстоятельствах важно вдвойне. Обычно для доказательства арийского происхождения требуются документы с 1750 года, подтверждающие, что все предки в роду были германцы. В Вашем случае можно представить генеалогию более древнюю, которая охватывает по меньшей мере полторы тысячи лет.

Узнав, что по австрийской линии Вы принадлежите к династии Габсбургов, притом, к той ветви, которая до 1918 года находилась у власти в лице Вашего деда императора Франца-Иосифа, рейхсфюрер СС не имел возражений — аннепапир ему не понадобился…

«Да уж, какой аннепапир? — подумала Маренн, слушая Шелленберга. — Рейхсфюрер СС оценивает происхождение Габсбургов — очень забавно. А как же сам фюрер с его фантиками, которые он подбирал за Габсбургами?» Однако вслух она воздержалась от замечаний — еще неизвестно, чем увенчается речь бригадефюрера, что он хочет ей предложить конкретно, основную же мысль она уже поняла — сотрудничество. Осталось выяснить, в какой области.

— И наконец, Вы имеете нужную рейху профессию. Вы получили прекрасное образование, Вас считали и считают до сих пор одной из лучших учениц австрийской школы психиатрии. Вас знает ученый мир. Более того, насколько мне известно, Вы положили начало целому научному течению, соединив теоретическую психиатрию с практической хирургией. Вы великолепный практик и вчера днем Вы блестяще доказали нам это. Простите нас за небольшой розыгрыш, но поймите, мы должны быть бдительны. Вы — известная в европейских кругах личность, и неправдоподобным казалось то, что Вы очутились в лагере…

«Ну надо же! — Маренн возмутило последнее замечание бригадефюрера. — Им показалось неправдоподобным! Они сами засадили меня за решетку, а теперь говорят, что им казалось неправдоподобным, как я там очутилась! Сами удивились, что сделали такое!» Значит, она не ошиблась — они экспериментировали с ней.

— Полковник медицинской службы Максим де Кринис, — продолжал Вальтер Шелленберг, — мой давний друг и Ваш знакомый, дал чрезвычайно высокую оценку Вашей деятельности и лестно отозвался о Вас как о специалисте в рапорте рейхсфюреру. И не только он. Его безоговорочно поддержали сразу несколько специалистов клиники Шарите.

Исходя из всего изложенного выше, рейхсфюрер СС разрешил мне предложить Вам выбор. Прежде чем я озвучу предложение рейхсфюрера, я хотел бы предупредить Вас, фрау Маренн, от излишней поспешности — необходимо все тщательно взвесить, прежде чем принять решение.

— Что же на весах? — впервые за долгое время позволила себе поинтересоваться Маренн.

— На весах? — переспросил Шелленберг, — На одной чаше, как Вы поняли, вероятно, — возвращение в лагерь вне зависимости от того, виновны Вы или нет, на весьма неопределенный срок, фактически пожизненно, для Вас и Ваших детей. Единственное, чем я смогу Вам помочь при таком обороте событий, — так это добиться от шефа гестапо, чтобы Вас вернули Габелю, а не послали в более современный лагерь, где условия содержания строже, жестче и, я бы сказал, страшнее. Я не сомневаюсь, от великой радости, что план разведки провалился, Мюллер поступит именно так в назидание и Вам, и нам заодно. Возможно, у Габеля Вы и дотянете до «следующего подарка судьбы», но скажу честно, что очень сомневаюсь в этом. Его лагерь тоже скоро модернизируют — все остальное Вы сами хорошо представляете себе. Вы знаете, что это значит. С Вашим здоровьем и слабым здоровьем Вашей дочери у Вас практически нет перспектив. От Вас избавятся в первую очередь. Тем более, насколько мне известно, у Вас там много недоброжелателей среди администрации — кое у кого случались неприятности из-за Вас. Они утихомирились, когда Вами заинтересовались из Берлина, когда же Вас вернут как непригодный, извините, к употреблению материал, они отыграются в полной мере. Работать в полную силу Вы не можете, с Вашим своенравным характером они знакомы, у Вас двое больных детей. Одним словом… Продолжать я не буду — Вы догадываетесь; что этого достаточно, чтобы однозначно решить Вашу участь, причем в ближайшее время, не затягивая.

На другой чаше… — Шелленберг остановился, глядя через окно на колышащуюся свинцовую гладь озера. — На другой чаше, я бы сказал, фрау Маренн, — очень ценное сокровище. Такое предложение можно сделать далеко не каждому, а только тому, кто обладает преимуществами, которые я перечислил ранее, то есть только такому человеку, как Вы. И скажу честно, — он повернулся, — среди всех заключенных, находящихся в тюрьмах в рейхе, вы — единственная.

Мы предлагаем Вам вступить на службу. Полковник Макс де Кринис готов взять Вас к себе в подчинение. Его отделение относится к моему Управлению, а также подчиняется сугубо медицинской организации — Главному медицинскому управлению СС. Да, Вы не ослышались, — подтвердил он, заметив удивленный взгляд Маренн, — мы предлагаем Вам вступить в СС. Вам, заключенной лагеря. Но не полноправно, конечно. Однако различие окажется настолько невелико, что Вы даже не заметите его. Мы и сами хотели бы быть избавлены от многих обязанностей, от которых, в связи с Вашим положением, окажетесь избавлены Вы: партийные собрания, пропагандистские мероприятия, членские взносы и прочее в этом роде.

В остальном — Вам дадут должность, соответствующую Вашему научному рангу, Вам дадут звание, обмундирование, даже оружие. Не говоря уже о жаловании, квартире, бесплатных обедах и ужинах. Вы получите возможность заниматься наукой, наконец. Одним словом, Вам предоставят все, что принято понимать под словосочетанием «нормальная жизнь». Ваши дети будут учиться наравне с немцами. Позднее их возьмут на работу.

Конечно, когда придет призывной возраст, Вашего сына направят на службу в германскую армию, ведь он, как и Вы, австриец. Но его призвали бы в любой другой стране, и во Франции в том числе. Таков удел каждого юноши сейчас, и германского — тоже. Если он немец, он должен служить, если нет — он будет возвращен в лагерь. Я не обманываю Вас, фрау Маренн. Все уже согласовано, я повторяю.

Согласован вопрос и о Вашем звании. Де Кринис настаивал дать Вам звание, равное с ним, он считает, что по профессиональным заслугам Вы даже превосходите его. Но рейхсфюрер решил иначе: для начала — оберштурмбаннфюрер, что равняется подполковнику. Посмотрим, как все пойдет.

Я понимаю, — улыбнулся Шелленберг, видя, как на лице Маренн проступает озадаченность, — все звучит для Вас нереально, как сказка. Вы спросите, что мы хотим за это? Я полагаю, вы догадываетесь — все предельно просто. Мы хотим, чтобы Вы работали на нас. Ваш опыт, знания врача нужны германской армии, Ваши связи в Европе и Соединенных Штатах необходимы СД. Мы, конечно, попросим Вас оказать нам некоторые услуги, но обещаю — в меру Ваших сил. А в основном Вы будете работать с де Кринисом и заниматься своим прямым делом — медицинской практикой. А также наукой. Этого Вам никто не запрещает. Ограничения? Они будут. Но тоже все обыкновенно: Вы принадлежите теперь рейху, фрау Маренн. И Ваш интеллектуальный багаж — именно он интересует нас в первую очередь, — отныне тоже собственность рейха.

Вы можете поехать во Францию, если желаете, жить там некоторое время, Вам не воспрепятствуют, можете отправиться за океан. Но работать Вы будете на рейх. Гарантии — это Ваши дети. Если Вы нарушите договор, — а мы даже не возьмем с Вас никакой подписки, — гестапо достанет их и на краю света.