Пожалуй, существует еще один щепетильный вопрос, — Шелленберг наконец сел за письменный стол, напротив Маренн. — Репутация? Мы подумали об этом. Сотрудничество со спецслужбами обычно не идет на пользу репутации ученого, да и нам вовсе не выгодно, чтобы Ваша репутация оказалась подмоченной. Вашего настоящего имени никто не узнает. Вы останетесь Ким Сэтерлэнд, заключенной в лагере Габеля, там и будете числиться для всех «любопытствующих» посторонних глаз и носов.

В остальном Вам будет предоставлена абсолютная свобода. Мы не можем освободить Вас в полном смысле этого слова, но мы идем на компромисс, выгодный и Вам, и нам. Вы нужны Германии, нужны Австрии — теперь это одно и то же. Мне кажется, подобная ситуация вовсе не должна претить Вам. Ведь Австрия — это единственная оставшаяся у Вас Родина. Родина, которая не отказывалась от Вас, которая не предала Вас, как Франция. Страна, которой веками правили и которой веками служили Ваши предки.

Пока Вы будете подчиняться де Кринису, я Вам уже говорил, Зауэрбруху, главному врачу СС, и мне. В основном — мне. Так что Вашего будущего шефа, фрау Маренн, Вы видите перед собой. Что же касается тех, с кем Вам придется работать: некоторых Вы знаете очень хорошо — это персонал клиники Шарите и кафедра де Криниса в университете. Вы вернетесь к ним, но уже в другом качестве, — с другим статусом, так сказать.

Вы также познакомились с некоторыми из своих будущих коллег по Шестому управлению: это мой адъютант, барон Ральф фон Фелькерзам, он присутствует здесь, — Шелленберг еще раз указал на гауптштурмфюрера, — начальников отделов — оберштурмбаннфюрера СС Скор цени и штандартенфюрера СС Науйокса — Вы тоже знаете. Пока этого достаточно. С остальными познакомитесь в процессе работы.

Вчера в ресторане я обратил внимание: Вы прекрасно нашли общий язык с Науйоксом, поладили с его супругой, я знаю, что и с оберштурмбаннфюрером Скорцени — тоже. Не зря он так ратовал за Вас и, в сущности, заварил все это дело. Я не впервые увидел Вас вчера в Шарите — но настоянию оберштурмбаннфюрера мне пришлось поехать в лагерь, чтобы посмотреть на Вас. Так что решайте, — Шелленберг легко пристукнул ладонью по столу. — Все карты — перед Вами. Я не хитрил с Вами, я говорил открыто, как есть. Я не стараюсь вас купить, мне легче не связываться с Мюллером и отправить Вас обратно в лагерь. Конечно, у меня есть мастера по психологическим обыскам и проверкам. Они хорошо знают свое дело, но рядом с Вами они — дилетанты, школьники. Вчера Вы прекрасно поняли всю игру — не справился даже сам профессор де Кринис, — Шелленберг улыбнулся. — Я даю Вам сутки на размышление, — сказал он в заключение. Потом поднялся из-за стола, взял фуражку с высокой тульей. — Я понимаю, что такое решение дорогого стоит. Завтра в это время мой адъютант приедет за ответом. Вас никто не будет беспокоить. Думайте. Но прежде чем уйти, сообщу Вам два факта, чтобы Вам легче было принять решение. Они значительно прояснят картину. Оба проверены и совершенно достоверны.

Маренн насторожилась: про что он собирается говорить? Какие факты?

— Надеюсь Вы уже убедились, что я искренен с Вами, — продолжал Шелленберг спокойно. — Так вот: Ваш учитель, господин Зигмунд Фрейд, если Вы не знаете, эмигрировал из Австрии в Великобританию. Он получил информацию о том, что Вы бесследно исчезли в Германии, и обратился с просьбой к правительствам Англии и Франции помочь в розыске, даже на самом высоком уровне. Ответом ему послужило полное молчание и равнодушие. Вы понимаете, в силу того, что Фрейд — еврей, он не может обратиться напрямую к фюреру, он вынужден искать посредников. Но Франции Вы опять оказались не нужны. Она отказала Фрейду в помощи. Вы — не гражданка Франции, и Ваша судьба не интересует ее правительство. Тут ни при чем, как выяснилось, ни Фош, ни Бонапарт. Подумайте об этом.

Еще раз повторю: Вы нужны Австрии, стране, от которой Вы не отказывались, которая ничего не сделала, чтобы Вы отказались от нее и в этот раз готова протянуть Вам руку помощи. Вы нужны рейху. Далее… Второй факт. Он касается доноса на Вас. Дело в том, что Ваш аспирант не по собственному побуждению оклеветал Вас. Будь он даже трижды зол, он бы не решился — Вы слишком известны. В таком деле необходимо иметь поддержку — и он ее нашел. В лице Вашего родственника, герцога Карла-Эдуарда Кобургского, который, — Вы, вероятно, не знаете, — является группенфюрером СС и состоит в большой дружбе с некоторыми нашими бонзами.

Герцог Кобургский щедро оплатил услуги доносчика. Зачем? Опять-таки все просто, фрау Маренн: из-за наследства, от которого Вы отказались. Он хотел прибрать его себе. Но, к его разочарованию, выяснилось, что Ваш приемный отец, маршал Фош, остававшийся распорядителем Вашего состояния до Вашего совершеннолетия, все-таки оставил за Вами все нрава наследования полностью и в своем завещании указал, что в случае Вашей смерти состояние наследует Ваш сын.

Для того, чтобы завладеть состоянием, герцогу Кобургскому необходимо представить доказательства Вашей смерти. Права же сына, он полагал, незаконнорожденного, простите, он вполне оспорит. Вот из таких вот корыстных побуждений ваш дальний родственник и сдал Вас в гестапо. А из гестапо — он уже выучил прекрасно, — никто не выходит живым. Тем более, если очень постараться.

Таков второй факт, над которым я предлагаю Вам задуматься, фрау Маренн. Стоит ли Вам и Вашим детям продолжать страдать в лагере, будучи невинной, будучи австриячкой, будучи принцессой, будучи-хирургом с мировым именем, и в конце концов погибнуть, чтобы Ваш родственник разбогател на Ваших муках, присвоив себе то, что по праву рождения принадлежит Вам и Вашему сыну. Решайте. Ральф фон Фелькерзам приедет завтра утром за ответом.

— Я полагаю, господин бригадефюрер, — печально произнесла Маренн, склонив голову на руку, — ее роскошные волосы упали вперед, закрывая лицо, — вы сами знаете, что фактически Вы не оставили мне выбора. Но все же благодарю за ясность. Завтра я сообщу свое решение.

— Надеюсь, оно будет разумным, — заметил Шелленберг, надевая фуражку, — и потому не прощаюсь. Уверен, мы еще увидимся, и не раз.

«Он уверен»… Вернувшись в столовую, Маренн наблюдала в окно, как отъехала машина бригадефюрера. «Он уверен»… Что же ей делать теперь? С давней мыслью о возвращении во Францию приходилось расстаться навсегда…

А впрочем, куда она намерена возвращаться? В Версаль? К Анри де Траю, которого не сможет простить за измену никогда?

Ведь тогда, два года назад, уезжая из Парижа, она рассчитывала попасть в Австрию и остаться там жить. Вот и попала — в рейх. И Австрия теперь — часть рейха. Что делать ей во Франции? Эта страна, полная очарования в детстве, теперь ассоциировалась у нее с одними разочарованиями в последующие годы.

Возможно, она бы и осталась в Германии, — добровольно. Если бы ее не принуждали, не ставили условий, если бы признали невиновной и освободили. По ей предоставили выбор, довольно жесткий: либо умереть, либо работать на них.

Да, конечно, он во многом прав, этот молодой, соблазнительный генерал с серьезными, внимательными глазами. Она принадлежит к австрийскому императорскому дому, ее предки правили Австрией, они принесли ей славу. Она — австриячка и, будь она в Вене, когда туда вошли войска фюрера и осуществился аншлюс, ей хочешь не хочешь пришлось бы сосуществовать с немцами, работать с ними или возвращаться во Францию, которая после гибели Генри и отвратительного поступка де Трая вызывала у нее нервную дрожь.