Поднимаюсь с одеяла и в ту же секунду замечаю Аврору. Она плавает, лежа на спине, и мое сердце не знает, что делать. Я чуть сознание не потерял от того, как быстро отчаяние сменилось счастьем.

Я дурак.

Приближаюсь к ней на несколько футов, когда рябь выдает мое присутствие, и Аврора прекращает плавать.

– Эй, соня, – мягко говорит она, глядя на меня.

Осторожно обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. Она сразу же обхватывает меня руками и ногами – как раз так, как я хотел.

– Ты что такой грустный? Что случилось?

Я обнимаю ее и утыкаюсь в ее шею, вдыхая аромат персика и солнцезащитного крема.

– Думал, ты ушла.

Она крепче сжимает меня.

– Прости, мне нужно было охладиться. Ты в порядке?

Я киваю и ослабляю хватку, чтобы Аврора могла отклониться назад и посмотреть на меня. Она убирает волосы с моего лица, и я перевожу взгляд на ее губы.

– Не нужно извиняться. Я думал, что наконец отпугнул тебя, и запаниковал. Все хорошо.

– Возможно, у меня не совсем такие обстоятельства, Расс, но я могу понять твои чувства, – осторожно говорит она, проводя пальцами по моему виску и потом вдоль челюсти. – Я знаю, каково это – ожидать большего от человека, который тебя подводит. Ты не отпугнешь меня своими чувствами и переживаниями, обещаю. Хоть этим ничего не исправить, но я предпочитаю жить здесь и сейчас, и ничего из того, что ты мне говоришь, не заставит меня передумать.

Ее пальцы путешествуют по моей шее, а потом по ключице. Я сглатываю.

– Спасибо.

Момент паники и избавления миновал, но я все еще не хочу ее отпускать. Так мы и работаем над собой: только вдвоем, вдали от всех. Где она хочет быть желанной, а я хочу ставить себя на первое место. Где мы оба игнорируем правду: ее близость ко мне – вынужденная, в нормальных обстоятельствах такого никогда бы не произошло.

Аврора глубоко вздыхает, и ее живот трется о мой. Она прикусывает губу, подбирая слова.

– Страшно быть уязвимой. Страшно делиться переживаниями, которые, как кажется, никто не поймет. Но что у меня получается хорошо, так это игнорировать обычные сигналы прекратить разговор. Могу тебя научить, хотя, если честно, в пьяном состоянии это гораздо легче.

– Вряд ли напиться вместе – это хорошая идея. Я на самом деле никогда не напиваюсь. Та вечеринка была исключением. Я старался быть уверенным и думал, что алкоголь поможет.

Аврора дергается, когда я провожу пальцами по ее позвоночнику, и сжимает бедра на мне. Она еще крепче прикусывает губу, и я жду, когда она перестанет бороться со смехом.

– Я не производил впечатление уверенного в себе парня, да?

Аврора качает головой и хихикает.

– Ты знаешь, что трешь затылок каждый раз, когда нервничаешь? Все время так делаешь. А еще у тебя краснеют кончики ушей, это так умилительно.

Я пытаюсь отплыть, чувствуя, как лицо начинает пылать, но Аврора не отпускает и со смехом притягивает меня обратно.

– Прости, прости, прости!

– Умилительно, – повторяю я. Ее лицо всего в паре дюймов от моего. – Как будто я щенок.

Она опускает глаза и быстро поднимает обратно.

– Умилительный, как парень, который не такой полный придурок, чтобы лезть в чужие трусы на вечеринке.

Я придвигаю лицо ближе.

– Еще никто не составлял фразу из этих слов.

– Я рада, что сделала это первой, – шепчет она. – И настаиваю на них.

Мы оба не замечаем, что небо темнеет и тучи закрывают солнце, но я не могу отделаться от ощущения, что мироздание вмешивается. По воде начинает бить дождь, поэтому ни один из нас не сокращает эти последние несколько дюймов между нами.

Глава 20

Аврора

– Что должна сделать девушка, чтобы ее поцеловали? – ворчу я, помогая Эмилии ставить горячий шоколад на поднос.

Всю вторую половину дня дождь то прекращался, то снова лил, что необычно для этого времени года в Калифорнии и очень прискорбно для меня, поскольку нам с Рассом пришлось бежать в лагерь. Александер Всезнайка Смит заявил, что это остатки тропического циклона, идущего на север, и ужасная погода продержится еще двенадцать часов. Я терпеть не могу гром и молнии, и мне страшно оставаться одной в коттедже, когда Эмилия уйдет на ночь присматривать за детьми. Поэтому я уже двадцать минут жалуюсь своей невозмутимой лучшей подруге.

– А как же твоя приверженность правилам и благие намерения мирно спать по ночам, чтобы, не дай бог, кое-кого не уволили?

– Не помню, чтобы я такое говорила.

Эмилия прищуривается, стараясь выдавить из меня признание.

– Ты можешь не помнить всего, что наболтала, но у меня-то память хорошая. Я слышала это по крайней мере пять раз и предпочла бы, чтобы ты вела себя так же взбалмошно, как раньше. Тогда мне не пришлось бы это выслушивать.

Я одной рукой щелкаю Эмилию по лбу, а другой бросаю в рот маршмеллоу. Пусть она жалуется, если хочет. За всю нашу дружбу мне нравился только один парень, а она не состояла в отношениях в общей сложности четыре дня за долгие годы, и я вместе с ней проживала все стадии всех ее отношений.

Эмилия передо мной в долгу после того, как мне пришлось иметь дело с одной одержимой девицей, которая оказалась наркоторговкой и имела опасных друзей.

– Не знаю, как выразить свои чувства. Это точно не страхи, а что-то противоположное. Что мне делать?

– Он тебе нравится, именно он? А не просто тот факт, что он уделяет тебе внимание? И не потому, что ты знаешь, что нравишься ему и, следовательно, он тебя не отвергнет?

– Он мне нравится, именно он. Расс хороший парень, и он заставляет меня смеяться. С ним я чувствую, что меня понимают, и не хочется все испортить только потому, что не умею быть по-настоящему взрослой. Почему ты до сих пор не заставила меня записаться к психотерапевту? Ты плохая подруга.

– А как же твое «Мне не нужно платить специалисту, чтобы узнать, что у меня проблемы с отцом»? – закатывает глаза Эмилия. – Ладно, хочешь совет? Но тебе он не понравится…

– Я готова. Вещай.

– Нужно подождать, пока мы вернемся в Мейпл-Хиллс. Посмотрим, что с тобой будет на свободе, когда лагерные очки исчезнут.

– Фу, это ужасный совет. Почему бы тебе просто не разрешить мне делать как я хочу?

– Потому что я тебя люблю. А теперь шевелись, – Она берет поднос с горячим шоколадом и кивает мне на другой. – Если хочешь