– Все хорошо… спасибо. – Даннан почти выхаркнул эти слова.

Малум повернулся к его людям:

– Может, дадите ему воды?

– Я в порядке. – К Даннану вернулась его обычная утонченность, и он в изысканной позе откинулся на подоконник, оглядывая гавань слева направо. Когда его взгляд вернулся к Малуму, тот заметил, что глаза банХи испещрены красными крестиками сосудов. – Кто-то умер, вот и все.

– В смысле? – переспросил Малум.

– Там. – Он взмахнул рукой в сторону окна. – Там только что кто-то умер.

– А ты-то откуда знаешь? Ты поэтому не был на забастовке?

Даннан злобно зыркнул на него. Его глаза никогда не отличались определенностью цвета, и чем дольше Малум глядел на них, тем меньше понимал, какие они.

– Знаю, и все. Мои люди на забастовке были, а меня ты туда не звал.

– Верно. – Малум на самом деле не знал наверняка, был банХи на марше или нет, ведь там все были в масках, просто он догадался: необычная реакция Даннана на смерть вряд ли позволяла тому принимать участие в повседневных делах банды наравне с другими.

– Слушай, у тебя с собой арума случайно нет? У меня кончился.

– Нет. – Малум нагнулся и поднял гребень, обратив внимание на изящество его отделки. Потом небрежно швырнул его владельцу.

– Я пришел поговорить с тобой насчет того командующего-альбиноса и нашей с ним встречи. Когда он хотел, чтобы наши люди ему помогали.

– Ну и что? – Даннан, зажав гребень в длинных тонких пальцах, еще раз провел им по пряди волос возле уха, прежде чем положить его на подоконник.

– Командующий – гомик, любит трахать мужиков, – объявил Малум. – Не знаю, как ты, но я своим ребятам не позволю работать с таким типом. Мои парни дерутся только за настоящих парней, ну, ты понял.

– Гомик, говоришь? – уточнил Даннан, постепенно приходя в себя. – И что мы, по-твоему, должны делать? Точнее говоря, мне-то что до этого за дело? У меня у самого вкусы не вполне традиционные.

– Достоинство, честь и правильные поступки – вот до чего тебе должно быть дело, – заявил Малум. Мужчина, занимающийся подобными вещами с другими мужчинами, был для него явлением противоестественным. И он считал, что должен кое-что доказать командующему. – Я не знаю, какое ты принял решение, пошлешь ты своих людей ему в помощь или нет. В смысле, когда война придет в город.

– Мы еще думаем. Может быть, придется и повоевать – хотя бы чтобы не потерять свою зону влияния. В конце концов, что такое война, как не одна большая драка за зоны влияния?

Малум усмехнулся:

– Что ж, тут ты, наверное, прав. Слушай, мы похожи, ну, ты и я. У нас есть кое-что общее – мы оба противоестественны. Иногда мы работаем сообща – ну, когда надо разобраться с профсоюзами и всякое такое. Я хочу преподать этому командующему урок. Я пойду к нему, скажу, чтобы он засунул себе эту войну куда подальше, и, может быть, натравлю на него своих ребят. Ненавижу я эту солдатню… короче, пусть его взгреют как следует, другим неповадно будет. Да и вообще, торговцы меня уже достали, все ноют, налог за протекцию платить им, видишь ли, тяжко – так что пусть заодно и они поучатся. Да, думаю, что демонстрация силы сослужит нам хорошую службу.

– А как ты собираешься подобраться к командующему?

– Не знаю пока. Но люди в этом городе должны знать, что он спит с мужиками.

– Может, выбить из него денег? – предложил Даннан. – Шантажировать его. Возьмем кого-нибудь из моих молодцов для подстраховки, а потом поделимся.

– Хорошая мысль. Из военного такого ранга можно выкачать немало денег. Назовем сумму от балды, и он постарается из всех сил, чтобы сохранить свой секрет. А потом заберем деньги и изобьем его на улице до смерти.

Даннан окинул плотоядным взглядом девушку, которая в другом углу комнаты, похоже, погружалась в неисследованные доселе глубины собственного «я».

– Как скажешь. Займись этим делом, а когда понадобится моя помощь, свистнешь.

– А в войне ты участвовать будешь?

Даннан задумчиво помолчал, не сводя глаз с девушки, в которой проступало тем временем что-то хищное.

– Нет, ради него – нет. Если уж на самом верху творится такое дерьмо, то я, пожалуй, подамся на юг, может, попробую другой остров. Здесь все равно холодновато становится.

Удовлетворенный тем, что банХи и его люди заодно с ним или хотя бы не против, Малум зашагал к казармам, встречая на пути сначала алкашей, шлюх и наркоманов, а потом веселые компании и влюбленные парочки, прогуливающиеся рука об руку. Люди высыпали на ничем не примечательные улицы города. Днем шел снег, потом перестал, и вечер выдался странно спокойным, несмотря на шум, доносившийся из самых оживленных кварталов города.

Он подошел к солдатам, стоявшим на карауле у массивной дубовой двери в полукруглой арке – части старинной каменной стены, одной из древнейших в Виллирене. Часовые были в малиновой форме, поверх нее тускло мерцали металлические доспехи, на боку у каждого в огромных ножнах покачивались соответствующего размера мечи. Оба замерзли и теперь, переступая с ноги на ногу и потирая руки, болтали о чем-то, не имевшем отношения к службе.

Он заявил им:

– Я хочу видеть вашего командующего.

Гвардейцы заржали.

– Ага, щас, – сказал один, коренастый, с глубоко посаженными глазами и плохой кожей. – Он без приглашения не принимает.

Мудак. Надо было догадаться, что так просто сюда не войдешь, да еще в такое время.

– Я Малум, из банды «Кровь», – объявил он.

– Да нам-то какое дело, парень, – возразил другой. – Главное, чтобы нас заранее о тебе предупредили.

– Какого хрена! Я уже встречался с ним раньше. Слушайте, сообщение передать вы хотя бы можете?

Солдаты посовещались.

– Давай выкладывай.

– Скажите вашему командующему, что Малум из банды «Кровь» принял решение о помощи в войне. А еще скажите ему, что его мужские предпочтения известны и вызывают неодобрение. Завтра на закате я буду ждать его у трактира «Дыра победителя». Если хочет спасти свою репутацию, пусть приходит.

С этими словами Малум повернулся и растаял в холодной виллиренской ночи.

Скинув капюшон из вощеной ткани, Бринд шагал по мрачным улицам Виллирена назад к цитадели. Еще одна безрезультатная встреча с очередным самопровозглашенным хозяином района. И когда только они начнут соображать, что, если не вступят в городское ополчение, у них может и не остаться домов, в которых они будут отсиживаться?

Безликие каменные фасады обступили узкий ирен, который казался куда беднее, чем другие. Товаров для продажи на нем было немного: дешевые благовония, горшки, сковородки и ножи, покрывшиеся ржавчиной из-за месяцами стоявшей дурной погоды. Из-под потрепанных навесов на него хмуро глядели торговцы. На прилавках кое-где были установлены деревянные таблички с лозунгами в поддержку профсоюзов или проклятиями крупным корпорациям – «Браун Мерчантс», «Ферриби» или «Коумби». Бринд выяснил, что компании или отдельные предприниматели арендовали места на крупных иренах, получая взамен часть прибыли, но торговцы ничего не могли с этим поделать, ведь люди ходили за покупками именно на ирены, да и сам Лутто принял соответствующий закон.