снижать планку и двигались дальше. Впервые в жизни я посвятил себя роли отца и надежного партнера. Мэйв умудрялась совмещать заботу о детях с обучением в колледже Санта-Моники. Она поддерживала меня на актерском поприще, но все равно иногда переживала и говорила, что кому-то из нас нужна «настоящая работа», чтобы прокормить такое количество ртов в семье. К тому же на подходе оказался еще один.

Спустя двадцать семь месяцев после рождения Гилберта Мэйв отправилась в роддом за нашей дочерью Даниэллой. Как и в случае с Гилбертом, в день родов я слег с головной болью. Мигрени были настоящими, я не притворялся. Но в этот раз Мэйв настояла на том, чтобы в больницу ее отвез я.

– Да мне плевать, что ты умираешь, – фыркнула она. – Вперед и с песней.

Когда мы подъехали к роддому, она сказала:

– Просто высади меня здесь.

– Не говори глупостей, – я припарковался и проводил ее внутрь. Я еще сомневался, стоит ли мне заходить в родзал, но тут у Мэйв усилились схватки, врачи притащили лампу прямо в палату, и начались роды.

В какой-то момент Мэйв стало настолько больно, что она закричала:

– О, Господи! О, Боже!

– Лучше кричи: «О, Дэнни!», это все-таки моих рук дело, – отшутился я.

– Мудак! – огрызнулась она.

Помню, как на свет показалась головка Даниэллы. Я посмотрел на часы – хотел запомнить этот момент до конца своей жизни. Взяв эту хрупкую девочку на руки, я словно начал новую жизнь. Я был с ней с момента ее первого вдоха. Я до самой смерти буду благодарить Бога за возможность испытать подобные ощущения. Врач бережно передал мне Даниэллу, и я сразу дал ей первое обещание:

– Никто и никогда тебя не обидит.

Когда врач предложил мне обрезать пуповину, я не смог. Я только что пообещал дочери, что никто не причинит ей вреда.

– Не волнуйтесь, мистер Трехо, она ничего не почувствует.

– Я почувствую.

Я не шутил. Впервые я присутствовал при рождении одного из своих детей, и у нас с Даниэллой сразу установилась такая крепкая связь, что я физически не мог перерезать пуповину.

Вмешалась Мэйв и попросила врача сделать это самостоятельно. Даниэлла вскинула ручонки и заплакала.

– Я же попросил не делать ей больно, землячок.

Врач только улыбнулся. Думаю, «землячком» его еще никто не называл.

Глава 21. Американизируй меня, 1991

В 1991 году по Голливуду разлетелись два сценария, посвященные формированию и развитию «Ла Эме» – крупнейшей мексиканской банды в тюремной системе Калифорнии. Меня, как опытного сидельца и бывшего гангстера, пригласили в оба проекта. Первый фильм назывался «Американизируй меня», режиссировал его Эдвард Джеймс Олмос. Второй – «За кровь платят кровью».

Сценарий «Американизируй меня» заинтересовал меня с первых страниц. Олмос совсем недавно был номинирован на «Оскар» за фильм «Выстоять и добиться», а теперь снимал картину о мире, который я знал изнутри. Но мое воодушевление быстро сменилось тревогой. Уже через десять страниц я понял, что с фильмом будут проблемы. В первой же сцене мать Монтойи Сантана, которого должен был играть сам Олмос, насилуют моряки в ночь «Зутерских беспорядков». Она так и не узнает, кто из насильников отец Монтойи. Это была полная чушь. Я-то знал, что прототипом героя Олмоса был настоящий парень из мексиканской мафии – Родольфо Кадена по прозвищу Шайенн.

И это была не единственная проблема. Еще через двадцать страниц я наткнулся на шокирующую сцену, где в юношеской колонии с Сантаной происходит адская жесть. Не буду описывать, что именно. В дальнейшем эта ложь разожгла настоящий пожар, и я не хочу подливать масла в огонь.

В реальности Шайенн никогда не переживал такого насилия. Хотя в сценарии он в итоге отомстил своему обидчику, это не делало фильм менее лживым. Никто из переживших подобное не смог бы подняться на вершину тюремной иерархии. Такие жертвы становились убийцами и полными ублюдками, но бандами они не руководили. Это было против законов улиц и природы.

Где-то в районе тридцатой страницы «Американизируй меня» я понял, что сценаристы называли банду «Ла Эме» – ее настоящим именем. Я подозревал, что на крупных игроков мексиканской мафии (Джо Моргана, Робота, Дональда Гарсию, Морячка) это подействует как красная тряпка на быка.

Ни один фильм о преступном мире не проходит мимо гангстеров за решеткой. Прежде чем подписаться на участие в одном из двух проектов, я решил выяснить, что о сценариях думают авторитеты.

Я прекрасно знал, какой серьезной и опасной группировкой была «Ла Эме». С некоторыми братишками оттуда я даже дружил, а вот дядя Гилберт очень хорошо знал старших авторитетов. Мне повезло, потому что Гилберта уважали за решеткой, и это уважение потом распространилось на меня.

Когда я попал в тюрьму, Гилберт посоветовал мне держаться подальше от мафии. Он сказал, что с группировками заключают пожизненный контракт и влезать туда от балды не стоит. Я держался от банд на безопасном расстоянии, но с некоторыми парнями поддерживал приятельские отношения. Мы с Морячком вместе крахмалили одежду. Роберт (Робот) Салас стал моим хорошим другом. С Дональдом Гарсией мы были знакомы по старшей школе. Гилберт хорошо общался с ними всеми, особенно с Джо (Деревянная Нога) Морганом, действующим главарем мафии.

Хотя мы с Гилбертом не состояли в банде, нас считали за своих, а такое случалось редко. Рамон (Мундо) Мендоза, известный киллер, позже выскажется о моей дружбе с членами банды:

– Дэнни Трехо получил благословение. Он дружил с людьми по обе стороны баррикад: его уважали и там, и там.

Я отмотал срок с этими людьми и знал, что они были серьезными мужиками. В фильме их мир и жизни показывали через кривое зеркало. Я был уверен, что им это не понравится.

* * *

Эдвард Джеймс Олмос пригласил меня на встречу, чтобы обсудить сценарий. Мы должны были пересечься в ресторане «Дели Джерри» в Энчино. Эдвард пришел вместе с агентом, а я взял с собой Эдди Банкера. Я знал, что если кто-то и сможет отличить правду от чуши, то только он. Мы сидели в кабинке, когда Эдди поднял глаза и объявил:

– Они здесь.

Я обернулся и увидел Эдварда в полном мексиканском прикиде. На нем была яркая синяя рубашка, застегнутая сверху и расстегнутая снизу, и такие же синие штаны. Не хватало только сеточки для волос. Мы с Эдди были одеты по-деловому, так как рассчитывали на бизнес-встречу.

Эдвард приветствовал меня на испанском:

– Эй, братишка, как делишки?

Я впал в ступор. Эдвард был прекрасным актером. Он никогда не состоял в