на него, и улыбка все еще сияла в ее глазах и на губах.

– Предположим, я это сделала? Нет лучшей свахи, чем мать.

Он вздрогнул.

– У тебя есть? Ты меня удивляешь! Можно спросить, на кого пал ваш выбор, султанша?

– Подумай, – сказала она тихим голосом.

– Я очень глубоко задумался, – ответил он со скрытым смыслом.

– Если бы мне предоставили выбирать за тебя, я была бы очень требовательна, Лейчестер, тебе не кажется?

– Боюсь, что да, – сказал он с улыбкой. – Каждая гусыня считает своего детеныша лебедем и спаривает его с орлом. Прости меня, мама!

Она наклонила голову.

– Мне потребуется многое. Я должна хотеть красоты, богатства…

– Которых у нас и так уже слишком много. Продолжай.

– Звание и, что еще лучше, высокая должность. Уиндварды не могут объединяться с воронами, Лейчестер.

– Красота, богатство, положение и таинственное положение. Может быть, принцесса, миледи?

Гордый огонек засиял в ее глазах.

– Я не чувствовала бы себя униженной в присутствии принцессы, если бы ты привел ее ко мне, – сказала она с тем безмятежным высокомерием, которое характеризовало ее. – Нет, меня устраивает и меньшее, Лейчестер.

– Я испытываю облегчение, – сказал он, улыбаясь. – А эта возвышенная особа, я бы сказал, образец совершенства, кто она?

– Оглянись, тебе не нужно напрягать зрение, – ответила она. – Я ее вижу. О, слепой, слепой! Как же ты не можешь ее видеть! Та, кого я вижу, больше, чем все это; она женщина с любящим сердцем в груди, которому нужно всего лишь слово, чтобы заставить его биться для тебя!

Его лицо вспыхнуло.

– Я никого не могу вспомнить, – сказал он. – Ты заставляешь меня стыдиться, мама.

– Значит, мне не нужно называть тебе ее имя? – спросила она.

Но он покачал головой.

– Я должен знать это сейчас, я думаю, – сказал он серьезно.

Она помолчала мгновение, затем тихо сказала:

– Это Ленор, Лейчестер.

Он отстранился от нее, так что ее рука упала с его плеча, и посмотрел ей прямо в лицо.

Перед ним возвышалась гордая, величественная фигура, перед ним стояло прекрасное лицо Леноры с короной золотых волос и глубокими, красноречивыми фиалковыми глазами, а рядом с ним, парящее, как дух, лицо его возлюбленной.

Фиалковые глаза, казалось, смотрели на него со всей силой осознанной прелести, казалось, смотрели на него с вызовом, как будто говорили: "Я здесь, жду, я улыбаюсь, ты не можешь устоять передо мной!" И темные, нежные глаза рядом с ними, казалось, обращались к нему с нежной, страстной мольбой, моля его быть постоянным и верным.

– Ленор! – сказал он тихим голосом. – Мама, ты хотела это сказать?

Она не уклонилась от его почти укоризненного взгляда.

– Почему я должна колебаться, когда на карту поставлено счастье моего сына? – спокойно сказала она. – Если бы я увидела сокровище, какую-нибудь драгоценную жемчужину, лежащую у твоих ног, и почувствовала, что ты проходишь мимо нее не замечая и игнорируя, ошиблась бы я тогда, произнося слово, которое передало бы ее в твои руки? Твое счастье – это моя жизнь, Лейчестер! Если когда-либо и существовало сокровище, драгоценная жемчужина среди женщин, то это Ленор. Ты проходишь мимо нее. Ты этого не сделаешь!

Никогда, сколько он себя помнил, он не видел ее такой взволнованной. Ее голос был спокоен и ровен, как обычно, но глаза светились глубокой серьезностью, бриллианты дрожали на ее шее.

Он стоял перед ней, глядя куда-то вдаль, и в его сердце была странная тревога. Впервые он увидел, вернее, оценил красивую девушку, которую она как бы поднесла к его мысленному взору. Но та другая, та девушка-любовь, чьи губы, казалось, все еще шептали: "Я люблю тебя, Лейчестер!" Что с ней?

Внезапно вздрогнув, он отодвинулся.

– Я не думаю, что тебе следовало говорить, – сказал он. – Ты не можешь знать…

Графиня улыбнулась.

– У матери быстрые глаза, – сказала она. – Одно слово, и жемчужина у твоих ног, Лейчестер.

Он был всего лишь мужчиной, теплокровным и впечатлительным, и на мгновение его лицо вспыхнуло, но "Я люблю тебя" все еще звучало в его ушах.

– Если это так, тем больше причин для молчания, мама, – сказал он. – Но я надеюсь, что ты ошибаешься.

– Я не ошибаюсь, – сказала она. – Ты думаешь, – и она улыбнулась, – что я стала бы говорить, если бы не была уверена? О, Лейчестер, – и она двинулась к нему, -подумай о ней! Есть ли на свете красота столь же прекрасная, как у нее; есть ли хоть одна женщина, которую ты когда-либо встречал, которая обладала бы десятой долей ее очарования! Думай о ней как о главе дома; думай о ней на моем месте…

Он поднял руку.

– Думай о ней, – быстро продолжала она, – как о своей, самой своей! Лейчестер, на свете еще не родился мужчина, который мог бы отвернуться от нее!

Почти непроизвольно он повернулся, подошел к камину и облокотился на него.

– Нет такого мужчины, который, со временем отдал бы все, чем обладал, чтобы вернуться к ней!

Затем ее голос изменился.

– Лейчестер, ты был очень добр. Ты злишься?

– Нет, – сказал он и подошел к ней, – не сердитый, но … но встревоженный. – Ты думаешь только обо мне, но я думаю о Леноре.

– Думай о ней! – сказала она. – И будь уверен, что я не ошиблась. Если ты сомневаешься во мне, проверь это…

Он вздрогнул.

– И ты убедишься, что я права. Я сейчас ухожу, Лейчестер. Спокойной ночи! – и она поцеловала его.

Он подошел к двери и открыл ее; его лицо было бледным и серьезным.

– Спокойной ночи, – мягко сказал он. – Ты дала мне повод задуматься о мести, – и он заставил себя улыбнуться.

Она вышла, не сказав ни слова. Ее горничная ждала ее в гардеробной, но она прошла во внутреннюю комнату и опустилась в кресло, и впервые ее лицо было бледным, а глаза встревоженными.

– Все зашло дальше, чем я думала, – пробормотала она. – Я, которая знает каждый его взгляд, читает его тайну. Но этого не будет. Я еще спасу его. Но как? Но как? Бедная Стелла!

Лорд Лейчестер, оставшись один, принялся расхаживать по комнате, нахмурив брови, его мысли были в смятении.

Он любил свою мать со страстной преданностью, неотъемлемой частью своей натуры. Каждое сказанное ею слово запало ему в душу; он любил ее и знал ее; он знал, что она скорее умрет, чем даст согласие на его брак с такой девушкой, как Стелла, какой бы чистой, доброй и милой она ни была.

Он был сильно встревожен, но держался твердо.

– Будь что будет, – пробормотал он, – я не могу расстаться с ней. Она