Однако эти волнующие размышления не помешали мне заметить, как к Мике устремилась целая гурьба гадалок — пришлось вступить с ними в громкую скандальную перепалку. Подобные происшествия здесь никого не удивляли, и покрасневший было Мике успокоился, когда понял, что никому нет дела до нашей свары. Я же, ощутив прилив чувств, схожих с теми, что посещают путешественника, вернувшегося на родину после долгой отлучки, не скупилась на сочную брань, отгоняя попрошаек и бездельников.

Мы миновали ряд за рядом, держась окраины рынка, и мой спутник выказывал признаки здорового любопытства, быстро вытесняющего опаску: он вертел головой, заглядывал в корзины и коробы и выглядел куда смышленее, чем обычно. Мне даже подумалось, что он не так уж плох — живость шла его лицу.

Однако не успела я сказать Мике, что он держится молодцом, как юноша остановился как вкопанный, а затем попятился в ближайший темный угол, заваленный мусором.

— Что это с тобой? — недоуменно спросила я, глядя на его позеленевшее лицо.

Неловким жестом Кориус-младший указал на компанию молодых бездельников, расположившихся на каменном крыльце, пристроенном к какому-то заброшенному строению. Как лес поглощает покинутые деревеньки, так и рыночная площадь обступила и разрушила красивый некогда дом — камни из его стен теперь укрепляли торговые палатки и служили стульями для нищих. Выщербленные ступени были завалены всяческим сором, однако верхняя их часть хорошо освещалась солнцем и наверняка манила к себе пьяниц и бродяг, ищущих теплое местечко.

Вот и юнцы, шумно обсуждавшие все, что попадало в поле их зрения, пребывали во хмелю, несмотря на ранний час. Но этого добра всегда хватало на ярмарке, и испуг Мике показался мне излишним.

— Это всего лишь какие-то подвыпившие лоботрясы! — сказала я, сморщив нос. — Не слушай то, что они говорят, да проходи мимо! Мы можем обойти этот дом с другой стороны, если хочешь, но потеряем время…

По отчаянному выражению лица Кориуса-младшего я поняла, что все не так уж просто.

— Рассказывай, — вздохнула я, сочувственно глядя на беднягу.

История оказалась проста и понятна, несмотря на сбивчивую и смущенную манеру рассказчика. Несколько лет назад, когда Мике посещал школу при одном из городских храмов, его принялись изводить забияки. Мальчишку частенько поколачивали и не упускали случая сделать ему пакость, так что походы в храм вскоре стали для него сущим мучением, и господин Кориус-старший запретил ему дальнейшее обучение.

— Мне наняли учителя, но он был едва ли не безграмотнее тебя, — Мике жалобно завершил свое повествование. — Батюшка сказал, что не видит смысла в том, чтобы тратить на такую ерунду значительные средства!

— Но почему же он, будучи управляющим такого огромного имения, не наказал каких-то жалких мальчишек? — удивилась я от души. — Как они посмели нападать на тебя? Ты же происходишь из такой богатой семьи! Меня тоже немало изводили в Олораке, но я считала, что будь мы с дядюшкой побогаче…

— Батюшка всегда был недоволен тем, что я много времени уделяю учебе, — упавшим голосом произнес Кориус-младший. — Он считал, что это чушь, не стоящая денег и внимания. Я все время умолял его отпустить меня учиться в Лирмусс, но он и слышать об этом не хотел. И когда я жаловался на них, — он кивнул в сторону юных пьяниц, — батюшка говорил, что это не его заботы и я сам должен расхлебывать все беды, раз уж решил таскаться в храм. Только когда госпожа Вейдена решила во что бы то ни стало поженить нас, он подумал, что учеба в университете — меньшее из зол, и согласился меня отпустить… Признаться честно, я был так счастлив, что расстроился из-за кинжала вовсе не так сильно, как следовало бы…

Последние слова он произнес столь обреченно, словно считал, будто все сегодняшние неприятности постигли его в качестве кары за недостаточную скорбь по утерянному ножу. Мне тут же захотелось дать ему подзатыльник, чтобы согнать с его лица выражение покорной вины, однако вместо этого я наклонилась к куче мусора, пошарила там и нашла славный подгнивший кочан капусты.

— Что это ты собираешься делать? — Мике выглядел все так же подавленно, однако в голосе послышались нотки любопытства.

— Мы подзадержались здесь, пока ты лил слезы из-за своих прошлых обид, — ответила я, недобро прищуриваясь.

— Но зачем…

— Думаю, теперь нам следует немного пробежаться! — ухмыльнулась я и, громко свистнув, метнула заплесневелый вилок в голову одного из юных забулдыг. Кочан попал точно в цель — осклизлые ошметки разлетелись во все стороны, заставив случайных зрителей расхохотаться. Завсегдатаи ярмарок ценили такой род шуток более всего.

— И что теперь? — растерянно промолвил Мике, таращась на непривычное его глазам зрелище.

— Как что? — я схватила его за руку. — Бежим, пока они нас не поколотили!!!

Последние слова я прокричала на ходу и не расслышала, что в ответ крикнул Мике, однако, оглянувшись, убедилась, что он верно все понял и не жалеет ног. Мы ныряли то в один ряд, то в другой, перепрыгивали через тележки и прошмыгивали под брюхом у лошадей у коновязи. Позади нас слышались проклятия, угрозы и ругань, но хмель всегда отнимает у человека способности ясно мыслить и быстро двигаться, и у нас с Мике имелось неоспоримое преимущество в сравнении с нашими преследователями. После того как мы перемахнули через забор, отделяющий рыночную площадь от обширного огорода при зажиточном доме, и затаились среди буйных грядок, погоня потеряла наш след.

Мике тяжело дышал, все еще потрясенно таращась, а я, переведя дух, деловито надергала себе в подол гороховых стручков, посчитав, что негоже покидать чужой огород безо всякой добычи. Затем, осмотревшись, указала на тропинку, ведущую к небольшой калитке, рядом с которой дремала добродушная старая собака, ничуть не встревожившаяся из-за нашего вторжения. Тут мне подумалось, что рыночные сорванцы наверняка не раз наносили урон столь слабо охраняемым посевам, и я, усовестившись, оставила в покое гороховые стебли.

Калитка выходила в сторону, противоположную рыночной площади, и в тихом переулке, где мы очутились, гомон рынка был едва слышен.

— Зачем… зачем ты это сделала? — наконец-то к Мике вернулся дар речи.

— Да просто так, потому что мне захотелось, — пожала я плечами, всем видом демонстрируя, что вопрос этот показался мне на диво глупым.

— Но ведь в этом не имелось никакого смысла! — воскликнул бедный Кориус-младший, выглядевший совершенно растерянным.

— Ну как же не имелось? — я отвечала с добродушной рассеянностью, на ходу жуя сладкий горох. — Мне было приятно швырнуть гнилую капусту в негодяев, которые изводят людей ради своей потехи!

— Разве это что-то изменило? — вопросил Мике с отчаянием.

Я покачала головой, удрученная его недомыслием.

— С чего ты взял, что нужно непременно либо что-то менять, либо вовсе ничего не делать? Видел бы ты себя! Только завидев этих мелких паршивцев, ты стал похож на жертвенного барана, точно перед тобой оказались какие-то злые божества, сошедшие с небес! Одно дело — бояться, а другое — считать себя ничтожеством!