– Положили гантели.

Ха! Положили! Любины упали на пол, причем, с грохотом! Кто бы мог подумать, что жалкий номер два может издавать такой звук!

– Ложимся на мяч. На живот.

«Слава богу», – обрадовалась она, но, как выяснилось, рано. Упражнения лежа были сложнее, чем стоя, потому что они были на пресс. Оного Люба у себя тоже раньше не замечала.

– Поднимаем обе ноги параллельно полу. Ступня согнута, пальцы смотрят вниз.

Ноги не поднимались, а ступни не сгибались. Пока Люба пыталась с этим разобраться, раздалась новая команда:

– Голень на мяче, кисти рук на полу, отжимания. Держим пресс.

«Как можно держать то, чего нет?» Люба все же попыталась разок отжаться. Туловище упорно не поднималось вверх, поэтому Любин живот намертво приклеился к полу. Где-то вверху цеплялись за мяч голени. Цеплялись плохо, потому что мяч из-под них выскользнул и покатился в другой конец зала. Люба вскочила, чтобы броситься за ним в погоню. То есть она подумала, что вскочила, потому что хотела сделать именно это. На самом же деле, едва поднялась с пола, чувствуя каждую мышцу в своем несчастном теле. И косую, и все остальные. Их, этих мышц, оказалось на удивление много. Из них, в общем, и состояло Любино тело. Какого черта они делали до сих пор, было совершенно непонятно.

К концу этого часа Люба вспомнила слова олимпийского чемпиона по плаванию. Однажды, совершенно случайно, в одном из рекламных роликов Люба услышала кусочек из этого интервью. Именитый пловец выиграл длинную дистанцию – сколько-то там километров. Так вот он сказал, что последний километр плыл без сознания, на инстинктах. Только теперь Люба поняла, о чем это он. Потому что она точно также провела последнюю десятиминутку в этом пыточном зале. Без сознания.

– Руки на мяч. Потянулись…

Когда остальные стали, щебеча, собирать свои коврики, до Любы дошло, что это все, конец. Но сил подняться не было.

– Вы живы?

Над ней стояла Оксана.

– Не знаю. Не уверена.

– В первый раз всегда тяжело.

– А во второй?

– Это вы завтра узнаете, – улыбнулась Оксана.

– Завтра?! Вы всерьез думаете, что я сюда еще раз приду?!

– Думаете, мне было легко сюда сегодня прийти? – взгляд у Оксаны стал жестким. – Если вы сдадитесь, то вы не имеете права меня упрекать.

Люба поняла, что Красильникова права. Душевная мука ничуть не легче муки физической. Если она, Люба, не перетерпит, значит, не смеет судить остальных, и Оксану в том числе.

Она со слезами на глазах поднялась со своего коврика. Это были слезы боли.

– А у вас есть занятие полегче? – спросила Люба у своего мучителя.

– Но это и есть одно из самых легких! Темп невысокий, упражнения несложные.

– Несложные?!

– Ничего, привыкните. Так я жду вас завтра?

– Завтра у меня свидание. Можно послезавтра? – жалобно спросила Люба, словно маленькая девочка у своего учителя, только что поставившего ей «двойку».

– Можно, – сжалилась Оксана.

В раздевалке Люба приободрилась. Боль вроде бы утихла, ноги больше не сводило судорогой. Во всем теле была приятная усталость.

«А говорили, что будет болеть, и очень. Значит, у меня не все так плохо?» – подумала она, стягивая мокрую футболку и такие же насквозь промокшие штаны. Носки вообще нужно было отжимать. Во время всего занятия пот лил с Любы градом. И первое, что она сделала, это пошла в душ. Вода быстро привела в чувство. Люба даже похвалила себя: «А я молодец! Выдержала до конца, не сбежала!»

Потом она по-быстрому переоделась в джинсы и свитер. В гардеробе теперь дежурила женщина. Люба сразу вспомнила, что у них смена. За день сменяются двое-трое, потому что народ идет потоком, сплошняком. И за три часа так набегаешься, что необходима передышка. А обед в клубе не предусмотрен, он работает с семи до двадцати четырех.

– Здравствуйте, – с улыбкой сказала Люба гардеробщице, протягивая свой номерок.

Женщина что-то буркнула. Любе показалось, что гардеробщица смотрит неприветливо. Когда та с номерком в руке отошла к вешалкам, ища Любин плащ, стало заметно, что женщина прихрамывает.

«Так вот она, Клавдия Данилова», – сообразила Люба. И уставилась во все глаза на третью из закадычных подружек. Когда-то закадычных, потому что, по словам Галкиной, Клавдия теперь держалась особняком. Когда Анастасия Петровна описывала бывшую «Клаудию Шифер» от художественной гимнастики, Люба заподозрила, что в Галкиной говорит обычная женская зависть. Ведь это Клавдия подавала в юности самые большие надежды. И была настоящей красавицей. А время к ним, красавицам, особенно безжалостно, что Галкина с удовольствием и констатировала. Но теперь Люба все увидела сама и поняла, что заблуждалась.

Анастасия Петровна была абсолютно права. Ее бывшая подруга по команде выглядела на все пятьдесят. От стройной когда-то фигуры элитной гимнастки не осталось и следа. Грузная, приземистая, вся какая-то неопрятная. Передние зубы желтые, вверху зияла большая щель. Клавдии Даниловой давно уже требовался стоматолог, но она к нему явно не спешила. В этом элитном клубе, с его роскошным интерьером и снующими повсюду загорелыми красотками Данилова смотрелась как инородное тело, потому и пряталась в гардеробе, среди висящей повсюду верхней одежды. Но взгляд у гардеробщицы при этом был не испуганный, не жалкий, а, как правильно заметила Люба, недобрый. Он красноречиво говорил: «Все вы тут сволочи, буржуи. Дать бы вам в руки лопаты и отправить в деревню, расчищать снег. Или в поле, под дождь, собирать склизкую картошку. Ненавижу!»

Люба еле выдавила из себя, принимая из рук гардеробщицы плащ:

– Спасибо.

И вдруг Данилова расцвела льстивой улыбкой:

– Не за что. Приходите еще! Приятного вам вечера!

У Любы какое-то время был ступор от столь разительной перемены, но тут за спиной раздался голос Оксаны:

– Любовь Александровна, вам хорошо бы потянуться после такой физической нагрузки. Мышцы разогрелись, и тянутся хорошо. Когда попривыкните, оставайтесь на стрейчинг. И буквально через месяц вы себя не узнаете. Клава, как ты?

– Замечательно!

Улыбка у Даниловой была какая-то фальшивая. Любе показалось, что гардеробщица так и сверлит Оксану глазами-буравчиками. Красильникова ведь была работодательницей, и все сотрудники фитнес-клуба имели от нее четкие инструкции. Клиент должен уходить с хорошим настроением, чтобы ему захотелось вернуться еще раз и еще. Все должны улыбаться и быть предельно вежливыми. Работа была Даниловой нужна, вот она и старалась.

– Маша идет на медаль, – умильно сказала Клавдия. – Еще год остался. Мы теперь подумываем о международной журналистике…

Лицо у Оксаны дернулось. Упомянув о дочери, Данилова сделала ей больно. Люба гадала: намеренно или нет? А Клавдия продолжала заливаться соловьем, расписывая Машины успехи. Слава богу, Красильникову окликнули: