Из Бежан поступили неутешительные сведения. Жители села в шоке, сотрудничать с Советской властью никто не хочет. Возмущенная толпа обступила здание поселковой милиции. Люди взбешены. Мол, вы защищайте нас или проваливайте к чертовой матери. Не нужны нам такие начальники.

В Рывде прошлой ночью случился жуткий инцидент. Группа бандеровцев атаковала дом местного большевика, командира истребительного отряда Коломойца. Мужик молодец, дал бой, уничтожил нескольких бандитов, но в итоге и сам погиб, и семья. Там вроде сам Бабула отметился, но информация непроверенная.

Потом Алексей шатался по ночным улицам, словно намеренно нарывался на пулю.

В госпитале работали люди. Он взял на вахте халат, прорвался через заслоны нянечек в послеоперационную палату. Здесь лежали все трое. У каждого своя койка. Хорошо хоть то, что не на одну бросили.

С красноармейцем, раненным в живот, возилась медсестра. Она что-то вкалывала ему, боец стонал. Второй спал, наркоз еще действовал.

Малашенко улыбался, но как-то неуверенно. Нога его была плотно забинтована. Сил шевелиться у бедолаги не было, грудь едва вздымалась.

– Вам нельзя здесь находиться, – заметила медсестра.

Алексей показал ей удостоверение и спросил:

– А теперь можно?

Медработница задумалась.

– Вообще-то и теперь нельзя, – ответила она, встретилась со взглядом капитана контрразведки, быстро закончила свои дела и удалилась.

– А апельсины? – пробормотал Малашенко.

– Перебьешься, – буркнул Алексей. – Апельсины будут в Москве, когда переживем весь этот бардак и с триумфом вернемся. Неважно ты что-то выглядишь, Федя.

– На покойника похож? – осведомился Малашенко. – Попробуй, полежи на операционном столе, посмотрю я на тебя.

– Лежал когда-то, знаком с предметом, – сказал Алексей. – Все успешно прошло?

– Для врачей, похоже, да. Для меня – не очень. Ковырялись во мне какой-то хирургической фомкой, ругались, сказали, что зря меня бросили в чистом поле. Еще немного, и гангрена началась бы. Но вроде обошлось, успели. Пулю на память дали, но я отказался. На хрена мне бандитский подарок? Кстати, от хирурга так перегаром несло, что он мог и без наркоза оперировать. В общем, надоело мне тут уже. – Малашенко сделал попытку перевернуться на бок, и его скулы свело от боли. – Уйду от них завтра.

– Я тебе уйду! – Алексей нахмурился. – Лежи уж. Без тебя Бабулу оприходуем.

– Ну да, свежо предание.

– Прекратите это безобразие, немедленно покиньте помещение! – На пороге палаты выросла старшая медсестра Рая Полищук.

Алексей обернулся.

Девушка смутилась и промямлила:

– Это вы…

Она вошла в палату, укрыла Малашенко одеялом, зачем-то погрозила ему пальцем, окинула взглядом остальных.

– Уже ухожу, – сказал Алексей.

– Надеюсь, я тоже. Смена заканчивается. Если ничего не случится в ближайшие десять минут, то, возможно, посплю несколько часов.

«Отличный тост, – подумал Алексей. – Выпьем за то, чтобы в ближайшие десять минут ничего не случилось».

Он распрощался с Малашенко, вышел в коридор, перекинулся парой слов с медсестрой. Девушка выглядела безмерно усталой, но улыбалась.

– С вашим товарищем все будет хорошо, – сказала она. – Случай рядовой, от такого не умирают. Возможно, останется хромота. Большое вам спасибо, товарищ капитан. – Рая понизила голос, посмотрела по сторонам. – За то, что вы вступились за Ольгу Дмитриевну. Если бы не ваша помощь… даже боюсь представить, что с ней сделали бы. Мы бы тут окончательно зашились.

– Она уже ушла? – полюбопытствовал Алексей.

– Да куда там. – Девушка усмехнулась. – Только выпустили, сразу в больницу прибежала. Она молодец, а ведь такую утрату понесла. – Медсестра смутилась, она явно намекала на капитана Рыкова. – Двадцать минут назад я помогала ей проводить операцию. У милиционера из Бронницы осколок в желудке застрял, думали, что не выживет. Долго вытаскивали, всего искололи антисептиками. Оттого Ольга Дмитриевна и не смогла заняться этими парнями. – Она кивнула на дверь в палату. – Доверили Трепперу, он тоже молодец, поточным методом работал.

«Пыточным», – подумал Алексей, распрощался с медсестрой и покинул больницу.

Городок засыпал. Капитан прошелся мимо школы. Здание тонуло во мраке, не горело ни одно окно. Патрульные ходили только по дороге, в школьном дворе их не было. Алексей свернул за угол и несколько минут уныло разглядывал окно библиотеки. На что он рассчитывал? Думал, что Лиза будет сидеть до полуночи, перебирать старые талмуды и ждать, что ее воздыхатель нарисуется?

Алексей дико соскучился, вспоминал ее лицо, прикосновения, упругую грудь. Идти на улицу Садовую, будить странных людей, у которых она живет, объяснять им, что он хочет быть рядом с этой смешливой привлекательной девушкой? А как она отнесется к его ночному появлению? Хотя должна понимать, что у него работа такая, несколько напряженная.

Капитан дико устал и враз постарел. Всю войну думал, дескать, вот дойдем до Берлина, додавим фашиста в его собственном логове и заживем всей страной нормально. И что? Где она, нормальная жизнь?

Алексей помотал головой, выбираясь из оцепенения, и двинулся к общежитию.

Кошмар не унимался. Бандиты жестко мстили за своих погибших подельников.

Капитану удалось поспать полтора часа. Хорошо, что хоть столько.

Коридор наполнился топотом, в дверь кто-то забарабанил.

– Капитан, подъем, это Березин! В госпиталь!

Алексей не попадал в сапоги, начал натягивать гимнастерку задом наперед. За стеной шумели Газарян с Волковым. Сердце капитана сжалось, почуяло что-то ужасное. Березин уже убежал, не стал их ждать.

Они летели через пустырь, решив не брать машину. Пешком быстрее, если напрямик.

Больница уже гудела. Подъехала дежурная комендантская смена, солдаты топали по коридору. Ходила бледным привидением Ольга Дмитриевна Антухович. Она не пошла домой, ночевала в ординаторской, но ничего не слышала.

Никто ничего не слышал!

Тревогу подняла дежурная медсестра, покинувшая пост, чтобы совершить ночной обход. Она с криком прибежала обратно, стала звонить в комендатуру, в отделение НКГБ.

Бледный Лева Березин пыхтел за дверью, требовал немедленно предоставить ему список всех, кто находился в здании. Арсен Газарян сдерживал рвотные позывы. Волков покрывался какими-то трупными пятнами.

Окно в палате было открыто, шпингалет казался целым. Тела раненых, доставленных в палату после операции, представляли жалкое зрелище. Все помещение забрызгано и залито кровью. Люди порублены в клочья. Они даже не успели понять, что с ними происходит. Тупая показательная акция! Каждому нанесли не меньше пятидесяти ударов. Били ножами, тесаками, крушили черепа.