Эта комната совсем не имела окон, она едва освещалась узеньким овальным отверстием почти под самым потолком. Две железные полоски разделяли его на четыре части. Иначе и быть не могло, так как за особняком находился другой дом, и отсутствие обычных окон служило защитой от нескромных взглядов.

– Я не сомневаюсь, что Метцер уехал или собирается уехать, забрав с собой Леониду. Меня же он оставит здесь, зная, что после мучительной и долгой агонии я умру с голоду. Месть достойная такого подлеца, как он. Да, я погибну, может быть, как он надеется, но это случится не раньше, чем я испытаю все средства для своего освобождения.

Жорж Прадель посмотрел на часы. Они были не заведены со вчерашнего дня. Часы остановились, но мы знаем, что в это время около половины седьмого Даниель Метцер сажал свою жену в карету.

Лейтенант поднял портьеру, закрывавшую дверь в спальню, и увидел, что замок был внутренний, то есть с его стороны. Вынув из кармана перочинный ножик, которым он обрезал сигары, он сломал кончик лезвия, чтобы сделать из него отвертку, и принялся за дело, не встречая никаких препятствий. Через пять минут замок был отперт, но Жорж Прадель не стал ближе к своему освобождению: ревнивый муж забил дверь гвоздями.

Тут нужен был топор или молоток, а у Жоржа не было ничего похожего под рукой. «Что делать?» — спрашивал себя молодой человек почти в отчаянии. В то время как он старался найти ответ на этот вопрос, ему бросилось в глаза овальное окно наверху.

Расстояние между полом и окном было не меньше трех с половиной метров. Жорж Прадель придвинул к стене английский туалетный стол, на него поставил кресло, а на кресло табурет и взобрался на вершину этой шаткой постройки, рискуя упасть вместе со всей мебелью. Обернув руку носовым платком, он разбил стекло и, с трудом просунув голову между железными полосками, выглянул из окна. Под окном находился большой тенистый сад, а из зелени кокетливо выглядывала крыша небольшой беседки. Из сада слышался детский смех и веселый лай собаки.

«Глупо было так беспокоиться, — подумал лейтенант, — вот я и нашел выход. Буду кричать, пока меня не услышат. Никто, думаю, не откажется помочь, войдут в дом, и через час я буду свободен».

Жорж Прадель уже открыл было рот, чтобы закричать, но вдруг остановился. «Я совсем помешался! Соседи, конечно, не могут войти в дом без полиции, так как двери заперты, а ключей нет. Полицейский комиссар, без сомнения, освободит меня, но он захочет знать, кто и почему меня здесь запер. Что же я буду отвечать на эти вопросы? Он подумает, что я или вор, попавшийся в западню, или любовник, которого муж хотел проучить. Так как я не вор, значит, любовник, тут нет середины. Правду нельзя сказать, потому что мне не поверят. Сам начальник полиции, как он ни расположен ко мне, откажется верить в невинность женщины, которая ночью прячет в своей комнате постороннего мужчину. Этим я уроню честь моей возлюбленной в глазах общества! И все для того только, чтобы спасти себя! Это подло, гнусно! Я никогда этого не сделаю!»

Жорж Прадель был совершенно прав. Каждый порядочный человек должен скорее умереть, чем отдать невинную женщину на поругание света. Итак, приходилось спасаться без посторонней помощи. Лейтенант подумал несколько минут и пришел к следующему заключению: если и можно бежать, то не иначе как через узкое отверстие, в котором он вышиб стекло.

Главное препятствие заключалось в железных прутьях. Жорж сошел со своих подмостков и стал искать инструменты, которыми можно было бы перепилить железо, почти не надеясь, впрочем, найти что-нибудь в дамской комнате. Но он ошибся. Случайно открыв ящик туалетного столика, он чуть не вскрикнул от радости, увидев маленький стальной подпилок. Этот подпилок, предназначенный для изящных ногтей Леониды, был, конечно, слабым орудием, но Жорж знал истории о легендарных пленниках, которые пробивали толстые стены, избавлялись от крепких запоров с помощью, например, гвоздя, вынутого из арестантской деревянной кровати, и с такими ничтожными средствами устраивали самые фантастические побеги.

Молодой человек снова взобрался на мебель, захватив с собой подпилок, и принялся работать. Вскоре он убедился, что потребуется несколько часов для того, чтобы сделать хотя бы один надрез, а так как нужно перепилить четыре полоски, то необходимо по меньшей мере три дня самой упорной работы.

– Три дня! Без какой-либо пищи!

Жорж Прадель при этой мысли задрожал от ужаса. Но он не отчаивался. «Я ведь солдат, и сложить руки было бы трусостью. Я буду бороться до конца, пока хватит сил. И будь что будет! По крайней мере, умирая, я исполню свой долг».

Прошло три дня, в течение которых племянник Домера прошел все фазы медленной и тяжелой агонии. Жорж Прадель в эти дни не умер и смог продолжать свою работу только благодаря тому, что ему посчастливилось найти в одном из шкафов две или три склянки одеколона и португальской воды. И когда он чувствовал истощение сил, он отпивал несколько глотков этого страшного алкоголя, который жег ему грудь и горло, но подкреплял его нервы и поддерживал в нем энергию.

Наконец к вечеру третьего дня работа была окончена, и железные полоски отпали. Тогда лейтенант собрал последние силы и высунулся в окно, чтобы посмотреть, велико ли расстояние до земли. В ящиках шкафа лежали куски сукна, он рассчитывал употребить это сукно вместо веревки для того, чтобы спуститься вниз. Он с радостью заметил, что одно непредвиденное обстоятельство значительно облегчало его опасное путешествие. Всю стену донизу покрывала деревянная решетка, переплетенная густыми вьющимися растениями. Это сделал владелец соседнего дома, чтобы не портить вид своего сада.

– Теперь, слава богу, мне не нужно заботиться о веревке, — сказал офицер. — Решетка послужит мне лестницей. Как только наступит ночь, я спущусь.

Стало смеркаться. Молодой человек хотел лечь на диван, чтобы немного отдохнуть, так как это было ему необходимо, но именно в ту минуту, как он подошел к дивану, ему показалось, что комната и все вещи, находящиеся в ней, вертятся перед его глазами, а в ушах раздается какой-то странный шум. Он хотел ухватиться за что-нибудь, но рука не поднималась, и он без чувств упал на пол.

Была уже ночь, когда он очнулся от обморока, случившегося от усталости, а больше всего от недостатка пищи. Через час должен был наступить рассвет. Жорж поднялся не без усилий, вынул из кармана коробок спичек и зажег свечу. Видя, что он совсем ослабел и вот-вот погибнет, он схватил флакон португальской воды, более чем наполовину пустой, и, не колеблясь, осушил ее всю. Действие этого напитка, принятого в таком большом количестве, было сильным. Лейтенант испытал то ужасное чувство, которое испытывает несчастный, отравившийся серной кислотой. Вначале он думал, что пламя сожжет все его внутренности и он умрет, потом вдруг его изнеможение перешло в невероятную энергию. Он чувствовал себя способным на все.

Он почти одним прыжком вскочил на мебель, вылез в отверстие, схватился одной рукой за окно, а другой за решетку и стал спускаться так быстро, как будто под его ногами были прочные ступени. Через несколько секунд он уже стоял на земле. Он прошел всю аллею, стараясь ступать как можно тише, обогнул беседку, приблизился к ограде и увидел калитку, выходившую на улицу и запертую только на задвижку. Устранив это последнее препятствие, Жорж очутился на тротуаре улицы, параллельной Босежур.