Фиакр остановился. Лейтенант вышел из экипажа и немедленно стал звонить в дом, но тщетно: внутри царила тишина. У решетки соседнего дома стоял лакей в белом фартуке, с открытой головой и курил трубку.

– Вы пришли к господину Метцеру? — спросил он.

– Да, как видите, — ответил Жорж.

– Это, сударь, напрасный труд с вашей стороны. В особняке никого нет. Господин и госпожа Метцеры отпустили свою прислугу и отправились с чемоданами — путешествовать, по всей вероятности. Я их видел.

– Давно они уехали?

– Три или четыре дня назад, хорошенько не помню. Это было рано утром.

– Благодарю.

Лейтенант узнал все, что ему было нужно. Он вернулся к фиакру и приказал кучеру:

– В Гранд-отель!

Во второй раз он потерял след обожаемой женщины, и потерял по своей вине. Действительно, если бы он не переступил порог дома Даниеля Метцера назло всякому благоразумию, последний и не подозревал бы о его присутствии в Париже. Тогда ничего бы не было потеряно.

Теперь же Леонида была далеко, куда Жорж не мог последовать за ней, где гнусный тиран, пользуясь ее беспомощностью, жестоко мучил ее. Кто знает, привезет ли теперь ее в Париж Даниель Метцер?

– Была бы только жива! — прошептал молодой офицер. — Нужно найти ее, пусть даже для этого придется объехать весь свет! Тогда я заставлю ее принять спасение! Я публично оскорблю Даниеля, чтобы вынудить его драться со мной, и, если он откажется от честной дуэли, я его убью так же, как он хотел меня убить! И буду прав!

В это время кучер привез его к назначенному месту. Конторщик, который четыре дня назад передал ему письмо от господина Домера, вскрикнул:

– Я не обманываюсь? Это вы, месье, племянник господина Домера?

– Да, я действительно Жорж Прадель.

– Ну и побеспокоили же вы нас! Мы, наверно, написали бы или телеграфировали вашему дяде, если бы только знали, куда адресовать письмо! Как же это, месье, вы ушли из особняка в пять часов вечера, сказав, что вернетесь рано, и отсутствовали в течение целых четырех дней! Я уже думал, что вас убили!

– Одно совершенно непредвиденное обстоятельство было причиной моего продолжительного отсутствия, — с некоторым замешательством ответил Жорж.

– Без сомнения, вы были больны. Судя по вашему виду.

– Да, я захворал немного, но теперь мне лучше.

– Тут спрашивали вас, месье.

– Меня? — с изумлением переспросил Жорж.

– Да, и не раз. Несколько человек, правда, ни один не назвал своего имени. Прежде всего, высокий господин, худой и бледный, потом еще какие-то люди. Они много расспрашивали о вас. Понятно, что я ничего им не говорил. И сегодня, часа два тому назад, вас опять спрашивали. Я опишу вам посетителя: около тридцати пяти или тридцати шести лет, стройный, одет в черное, среднего роста, смугл, но бледен, черные волосы, ни бакенбард, ни усов, в пенсне. Очень вежлив. Не узнаете?

– Нет, ваше описание не напоминает мне никого.

Жорж Прадель говорил правду. Наши же читатели, конечно, узнали Жобена.

– Вы оставили ваш чемодан открытым, — продолжал конторщик. — Остался еще ваш мундир. Все, конечно, в целости. Угодно ли вам забрать ваши вещи?

– Да, конечно, но это не к спеху. Я ночую здесь.

– Номер сто четвертый уже занят. Так как ваш дядюшка брал его на двое суток, мы подумали, что можем располагать им.

– И были правы. Сто четвертый слишком велик для меня и слишком дорог. Мне самую маленькую комнатку.

– Хорошо, месье. Ваш чемодан отнесут в триста сороковой. Желаете пойти туда сейчас же?

– Да, мне нужно отдохнуть.

– Вас сейчас проведут. Доброй ночи, месье! Ах, еще одно слово! В том случае, если сегодняшний посетитель в пенсне придет опять, сказать ли ему, что вы вернулись?

– Без сомнения. У него, наверно, есть ко мне какое-нибудь дело, и я приму его.

Четверть часа спустя Жорж, заперев изнутри дверь, ложился в постель в своей комнате, которая ни размерами, ни мебелью нисколько не напоминала великолепный сто четвертый номер. Едва он лег, как заснул глубоким и тяжелым сном, похожим на летаргию.

Было девять часов утра, Жорж еще спал. В дверь два или три раза тихо стукнули. Молодой человек, проснувшись, прислушался. Постучались опять, громче. Жорж спрыгнул с постели и, надев только брюки, босой отпер дверь. Высокий старик ворвался в комнату, схватил Жоржа за плечи и, крепко сжав его в своих объятиях, вскрикнул:

– Ах! Мое милое дитя, как я рад обнять тебя! Но черт меня возьми, я не ожидал обнять тебя в Париже!

– Дядя! — пробормотал изумленный Жорж. — Как хорошо! Как я счастлив!

Действительно, гостем был сам господин Домера, который благодаря своему письму уже сыграл важную роль в нашем рассказе, но с которым наши читатели еще не знакомы. Дядя Жоржа Праделя, высокий красивый старик, бодро и весело носил бремя своих шестидесяти восьми лет. Юношеская живость его темных глаз, осененных еще черными бровями, резко контрастировала со снежной белизной его густых волос и бакенбард. Крупноватые губы говорили о доброте его сердца, а благосклонная улыбка открывала неприкосновенно целые зубы.

– Как же тут тесно! — заговорил старик, осматриваясь. — Ты только встал? Я сяду возле твоей постели, и мы поговорим. Мне многое нужно рассказать тебе, и я начну с того, господин лейтенант, что порядочно намылю вам голову!

– Серьезно? — с улыбкой спросил Жорж.

– О, черт возьми, конечно! Конечно, я проповедую снисходительность, но ваши действия, господин племянник, в состоянии вывести из терпения кого угодно!

– Что же я сделал дурного?

– Что ты сделал, я не знаю, но хорошо знаю, чего ты не сделал! Наивный и доверчивый дядюшка думает, что молодой человек давно уже в Рошвиле и вместе с молодцом Ландри приглядывает за приданым своей сестры, а вы, сударь, прохлаждаетесь тут, в Париже! Мне уже тут рассказали! Едва приехав, ты исчез, и целые четыре дня о тебе ничего не было слышно. Думали, что тебя убили! Ну-ка, где ты был?

– Дорогой дядя, умоляю, не расспрашивайте меня, — пробормотал Жорж. — Я не могу рассказать вам об этом.

– И по какой же причине?

Жорж молчал.

– Приятное приключение, я в этом уверен! — продолжал господин Домера. — Ну, полно отпираться!

– Если затронута честь женщины, — воскликнул Жорж Прадель, — то не должен ли благородный человек молчать?

Судовладелец пожал плечами.