Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ответ тебе не понравится, — сразу предупредил меня Адам.
— Неважно, — отмахнулась я, думая, что он мог такого наплести.
— Я сказал, что вы мои проститутки, и я вас везу продавать в бордель, — широко улыбнулся парень, краем глаза наблюдая за моей реакцией.
Я была ошарашена. Несколько минут ошалело хлопала глазами, пытаясь переварить информацию. Но в конце взяла себя в руки и спрятав свое возмущение, очень спокойно спросила:
— А что, у вас тут и бордели есть?
— Конечно, куда же без них, — равнодушно пожал плечами Адам.
— А что еще в этом месте? — попыталась я перевести тему в другое русло.
— Многое такое, о чем тебе не нужно знать, — сказал, как отрезал, юноша.
— Да расскажи мне. Знание — это самый надежный способ защититься. Ты же сам так говорил!
— Хорошо, как хочешь. Но также знания — это то, из-за чего убивают таких вот невинных чаровниц, как ты. Так что, я тебя не убедил?
— Нет, — упрямо ответила я.
— Ладно. Город теней — это улица, на которой расположено все то, что запрещено законом. Здесь можно нанять убийцу, здесь можно купить ингредиенты различных смертельных ядов. Здесь происходят измены, убийства, разные темные дела. Отсюда началась деятельность ковена Правдивых. Говорят, что они до сих пор продолжают здесь собираться.
— Ковен Правдивых? Что это такое? Я уже когда-то слышала название, но не помню где, — перебила его я, копаясь в недрах своей памяти.
— Ну, странно, что вы об этом еще не учили, — удивился Адам. — Если коротко, то это маги, которые ненавидят всех незрячих и стремятся их уничтожить. В свое время против них продолжалась война, кое-кто был убит, некоторые посажены в тюрьму, а некоторых до сих пор ищут.
— А что они делали? — сразу поинтересовалась я.
Все-таки Адам не так часто бывает разговорчивым, поэтому стоит ловить момент.
— Сеяли смуту среди незрячих народов, насылали различные болезни, отравляли реки. Разное делали.
— Понятно, — важно кивнула я, думая о том, какая могучая сила эта магия и какой она может быть опасной в неправильных руках. — Кстати, а почему, если эта улица столь противозаконная, то ее до сих пор не закрыли и не уничтожили?
— Потому что самой власти это будет невыгодно. Черной магией никто не пользуется публично. Но в своих темных подвалах и добрый в мире маг может творить все, что ему захочется. И кстати, довольно разговоров, потому что мы уже пришли, — остановился парень, рядом с широкой лестницей, ведущей в магазин под названием «Антиквариат господина Петраковича».
— Мне, как всегда, молчать? — иронично спросила я, рассматривая витиеватые перила.
— Будем действовать по ситуации, — ответил парень и, поднявшись по лестнице, как настоящий джентльмен, открыл дверь, пропуская меня внутрь.
Я быстренько вошла, почувствовав странную вибрацию сразу за порогом.
— Защитная пентаграмма, — сказал чей-то глухой и хриплый голос.
Я ничего не ответила, пытаясь рассмотреть, кто только что говорил. В комнате было очень темно, только в глубине магазина светилась одна настольная лампа. Только мои глаза привыкли к этой темноте, я заметила, что у лампы в большом мягком кресле сидит старик. Он держал в руках толстенный кожаный фолиант и внимательно что-то читал.
— Если вы не против, то я включу свет, — сказал парень, закрывая за мной дверь.
— Даниил, мальчик мой! Неужели это ты? — поразился голос, после чего сразу громко закашлялся.
— Да, это я, — ответил Адам или Даниил, включая светильники.
Как только мягкий коричневый свет заполнил комнату, я сразу завороженно замерла. Все помещение было заложено многочисленными предметами быта: различными шкафами, тумбами, комодами, столами, стульями, подсвечниками, вазами, зеркалами и еще много чем другим. Каждый из этих предметов был настоящим произведением искусства. Оригинальным и ни на что не похожим. Держу пари, что даже самая маленькая мелочь из всего этого богатства стоила целое состояние.
Как только я разглядела помещение, мой взгляд остановился на седом пожилом мужчине. Он был одет в темно-коричневые брюки, рубашку и теплую вязаную жилетку. На его глазах красовались смешные, очень большие очки, а нос был похож на какую-то картофелину. Мужчина улыбался, приветливо рассматривая то меня, то Адама, который уже успел вернуться и стать рядом со мной.
— Теперь я пользуюсь своим вторым именем, — мягко примолвил парень.
— Ах, понимаю, понимаю, — тяжело вздохнул дедушка. — Ну, что же вы с юной леди стоите на пороге, подходите ближе.
Я робко зашагала вперед, стараясь не задеть ни одну антикварную вещь. И когда в конце добралась, села на мягкий пуфик слева от кресла господина Петраковича, а Адам занял стул с правой стороны, что имел форму витиевато вырезанного пенька.
— Я знал, что рано или поздно ты придешь ко мне, мой мальчик, — ласково сказал дедушка и, вытащив из кармана платок, начал тщательно протирать очки. — Но я не знал, что ты придешь не один. Как тебя зовут, дочка? — обратился ко мне Петракович.
— Злата, — тихо ответила я. — Злата Октябрь.
— Хм… Какое интересное осеннее имя. Что же вас привело ко мне? — улыбнулся дедушка, от чего сеточка мелких морщинок еще глубже врезалась в его кожу.
— Думаю, ты сам знаешь причину, — спокойно ответил Адам. — В университете творится что-то неладное, исчезают студенты.
— Да, знаю, знаю, — озабоченно закивал дедушка и, наконец, нацепив очки на глаза, протянул свою ладонь к руке парня.
Несколько минут мы сидели молча. Казалось, что сам воздух замер, пока господин Петракович держал ладонь Адама. А когда наконец он отпустил ее, охриплым голосом сказал:
— Правда глубоко в твоем сердце, просто откройся ей, — дедушка опять замолчал на несколько минут, будто что-то обдумывая, а потом добавил. — Мне очень жаль.
Парень в ответ ничего не сказал, обдумывая вещи известны только ему. После этого старец развернулся ко мне и тут случилось нечто странное. Его глаза вдруг полностью окутались белым туманом, а с угла рта покатилась тоненькая струйка крови.
— Твой враг в твоей голове, в твоей плоти и твоей крови, — глухо сказал старик.
— Что? — сказала я, ошарашенно глядя на господина Петраковича.
Но он мне не ответил.
Не знаю сколько времени владелец магазина находился в этом состоянии, но, видимо, через две, три минуты он начал приходить в себя. Наконец, когда его глаза стали нормального голубого цвета, старец вытер потрескавшиеся губы и, откашлявшись, добавил:
— Больше ничего я сказать не могу. Простите, пожалуйста, старого пня.