Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что она тебе оставила? Что?
– Ничего… – пропыхтел бармен, безуспешно пытаясь вырвать руку. – Да отпустите же… я охрану позову…
– Не позовешь! А вот если отдашь мне то, что она оставила, – получишь в два раза больше, чем уже получил!
– В четыре… – пропыхтел парень.
– Далеко пойдешь! – осклабился «бульдог». – Ладно, пусть будет по-твоему… давай!
– Сначала деньги!
«Бульдог» скрипнул зубами, достал бумажник и отсчитал несколько купюр. Бармен аккуратно пересчитал их, спрятал в карман и только после этого достал из-под стойки конверт и передал его клиенту.
Тот осторожно открыл конверт. Внутри был единственный листок с короткой запиской. Дважды перечитав записку, клиент вернул конверт бармену, но не торопился уходить.
– Кому ты должен был отдать этот конверт?
Бармен выразительно посмотрел на карман клиента, куда тот только что убрал свой бумажник.
– Я сказал – не наглей!
Бармен вздохнул с сожалением и проговорил вполголоса:
– Она просила передать это лысому мужику лет пятидесяти, в круглых очках, с длинными руками…
– Ладно, это все! Но смотри, если ты меня обманул…
Когда трудный клиент покинул заведение, бармен облегченно вздохнул.
А «бульдог», выйдя на улицу, сел в свою машину и снова набрал номер Степана Платоновича.
– Что, где она? – осведомился старик, услышав знакомый голос.
– Зашла в «Занзи-бар» на Загородном проспекте, – доложил «бульдог».
– До сих пор там?
– Нет, сбежала через служебный выход.
– Черт! Опять ты ее упустил! Я же тебя предупреждал!
«Бульдог» молчал, не пытаясь оправдываться – и Степан Платонович понял, что за этим молчанием что-то скрывается.
– Говори! – приказал он.
– Она отдала бармену конверт, который тот должен был передать пожилому лысому мужчине в круглых очках…
– Бармаглоту! – выпалил Степан Платонович.
– Я тоже так подумал!
– Где этот конверт?
– Я вернул его бармену.
– Грамотно! Что было в конверте?
– Записка. Текст я запомнил: «Я согласна на ваше предложение. Встретимся завтра, в восемнадцать тридцать, возле памятника Шевченко на Петроградской стороне. Обязательно наденьте красно-белый шарф, по нему вас узнают…»
Бармен из «Занзи-бара», немного выждав, тоже достал мобильный телефон и набрал знакомый номер.
– Привет, Лапоть! Все в порядке, все прошло так, как ты говорил. Он прочитал записку. Нет, ты мне ничего не должен, клиент сам расплатился! – И бармен довольно фыркнул.
– Ну и для чего все эти хлопоты? – спросил Лапоть Владимира Михайловича. – Бегаем, подслушиваем, рискуем жизнью Ларисы. А если этот шкаф с бульдожьей мордой ее похитит?
– Не похитит, – отмахнулся реставратор, – ты уж извини, Алексей, но она им не очень нужна. Им наконечники нужны. А мне нужно узнать, кто моего друга убил. И тот, первый наконечник вернуть. Что-то мне подсказывает, что они обязательно должны быть все вместе, комплектом. А для этих, из «Омелы», я уже сделал похожие наконечники, с первого взгляда не отличить…
На следующий день к назначенному времени человек с бульдожьим лицом, которого коллеги по фирме «Омела» называли Вараввой, оставил машину возле станции метро «Петроградская». Заглушив мотор, он, как было сказано в записке, повязал на шею яркий красно-белый шарф и направился к скверу, посреди которого возвышался памятник Тарасу Шевченко.
Вокруг памятника теснилась шумная, преимущественно мужская толпа. Основными цветами в этой толпе были белый и голубой. У кого-то были бело-голубые футболки, у кого-то – шляпы и кепки соответствующих цветов, кто-то ограничился скромным бело-голубым шарфом или шейным платком.
Варавва почувствовал себя как-то неуверенно, однако начал пробираться к памятнику, сопровождаемый удивленными и неприязненными взглядами окружающих. По дороге он наткнулся на хмурого парня лет тридцати в бело-голубой рубашке. Тот взглянул на Варавву исподлобья и процедил:
– Мужик, ты че, с дуба рухнул? Пришел сюда в своем шарфике и еще толкаешься?
– Извини, друг, я нечаянно! – проговорил Варавва примирительно и попытался пройти дальше, к постаменту памятника. Но бело-голубой схватил его за локоть и рявкнул:
– Нечаянно, да? А ты знаешь, что за нечаянно бьют отчаянно!
– Да отвяжись ты от меня! – огрызнулся Варавва и сбросил руку бело-голубого.
Тот оглянулся, призывая окружающих в свидетели, и заорал густым басом, напоминающим пароходный гудок:
– Братцы, красно-белые наших бьют!
Немедленно с десяток человек в бело-голубом окружили Варавву и принялись толкать его, выкрикивая:
– Бей «коней»! Бей «мясо»! А ну, постой, «Спартак» – отстой! Кто болеет за «Спартак» – недоумок и простак!
Какой-то долговязый тип интеллигентного вида поправил очки и крикнул испуганно:
– Ребята, не поддавайтесь, это спартаковская провокация! Сохраним высокий зенитовский моральный уровень!
– Да пошел ты со своим уровнем – знаешь, куда? – отмахнулся от «миротворца» зачинщик потасовки. – Он сам виноват, пришел к нам в своем шарфике! Явно нарывался!
– Ребята, – пытался оправдаться Варавва, – я здесь по делу, встреча у меня…
– Ах, встреча у него? – подхватил кто-то из зенитовцев. – Здесь у нас встреча, и никаких спартаковских прихвостней мы не потерпим! Это наше законное место!
– В небе звездочка горит, это – питерский «Зенит»! – выкрикнул кто-то в задних рядах.
Этот возглас послужил детонатором. От невинных толчков и словесных оскорблений фанаты «Зенита» перешли к более серьезным вещам. На Варавву посыпались удары, он старался удержаться на ногах, но в какой-то момент ноги подогнулись, и он упал на колени.
Какой-то совсем молодой парень пнул его в бок тяжелым ботинком и громко проскандировал:
– Маленький мальчик пришел на «Зенит», громко сказал, что «Спартак» победит! Долго пинали мертвое тело, я не вмешался – били за дело!
– Ребята! – лепетал Варавва, пытаясь защитить хотя бы голову от ударов. – Ребята, да я вообще за «Спартак» не болею! Я свой, питерский! Я за «Зенит» болею!
– Врешь! – пыхтел толстый болельщик, пиная его ногами. – Врешь, падла! Если ты за «Зенит» болеешь, какого ж ты черта сюда в спартаковском шарфике пришел?
– А пускай он свой дурацкий шарфик съест! – пришла в голову кому-то из фанатов свежая идея. – Если съест, мы поверим, что он наш, что он за «Зенит» болеет!
– Съешь свой шарф! Съешь свой шарф! Съешь свой красно-белый шарф! – начали скандировать вокруг.