терпеть друг друга не могли, но у Папандреу и в мыслях не было покончить с монархией.

Его сын, Андреас, занявший пост министра финансов, был, что называется, из другого теста. Харизматичный, умелый «толкатель» популистских речей, он очень нервировал американцев, чья морская пехота должна была вот-вот высадиться на побережье Вьетнама. «Старый дурак и молодой жулик» — так прозвал отца и сына Папандреу госсекретарь США Дин Ачесон.

И вот в 1965 г. произошла некая мутная история под названием «заговор „Аспида“», которая закончилась отставкой Георгиса Папандреу.

Заговор «Аспида»

По-гречески ασπίδα (аспида) означает «щит»[67]. В 1965 г. это был пароль тайного общества младших офицеров, давших клятву не допустить правого военного переворота; в 1960-х гг. он трансформировался во вполне реальную угрозу. Пошли слухи — скорее всего, ложные, раздутые американцами, — что в заговоре замешан не кто иной, как Андреас Папандреу. Министр обороны объявил было о расследовании скандала, но после гневной отповеди отца и сына Папандреу был вынужден подать в отставку. Георгиос заявил, что займет пост министра обороны, но король это запретил. Состоялся напряженный разговор, и премьер-министр подал в отставку.

Афиняне высыпали на улицы. Бывший премьер-министр решительно настроился разжечь пламя республиканских настроений. «Царствует король, а правит народ!» — кричал он толпе. На фоне бесконечных забастовок и протестов король назначил несколько временных правительств подряд, но ни одно из них не продержалось долго. В конце концов на май 1967 г. были назначены выборы, но они так и не состоялись.

«Братья Маркс, но без таланта»

И раньше, и теперь бытует мнение, что ЦРУ приложило руку к военному перевороту, состоявшемуся в ночь на пятницу 21 апреля 1967 г. Как язвительно острили афиняне, без помощи американцев так эффектно не получилось бы.

А получилось и правда эффектно. Проснувшись утром, горожане увидели танки во всех стратегически важных местах, в том числе у парламента, дворца и национального телецентра, а армия начала арестовывать всех, кого подозревали в «левых» симпатиях. Георгиоса Папандреу буквально из постели поместили под вооруженную охрану, а Андреас выбрался на крышу своей виллы и сдался только тогда, когда какой-то военный схватил его маленького сына и приставил пистолет к голове мальчика.

Греческая хунта «черных полковников». Слева направо: бригадный генерал Стилианос Паттакос, премьер-министр Георгиос Пападопулос и полковник Николаос Макарезос в 1967 г.

© Keystone Press/Alamy E 13WF6

Однако, скорее всего, американцы знали обо всем этом не больше главнокомандующего греческой армией, который и сам оказался в числе арестованных. Это был заговор мало кому известных людей: двух полковников и одного бригадного генерала. Писатель и путешественник Питер Леви метко назвал их, имея в виду известное на Западе трио киноактеров-комиков, «Братья Маркс, но без таланта». С самого начала они оказались изгоями.

Король совершал один неверный ход за другим. В отличие от своего зятя Хуана Карлоса[68], который столкнулся с военным мятежом четырнадцать лет спустя в Испании, Константин даже не попробовал призвать страну к единению. Вместо этого он, хотя и без большой охоты, привел к присяге новое правительство, а значит, придал ему необходимую легитимность.

Неизвестно, насколько сильно американцы давили на Константина. Они довольно быстро оправились от первоначального удивления, и уже совсем скоро для демонстрации полной поддержки перевороту невдалеке от греческого берега встал на якорь американский авианосец. США совершенно не замечали (как в свое время британское правительство Гарольда Вильсона), насколько жестоко режим потом стал обращаться с инакомыслящими и как часто их пытали тюремщики, которые начинали свою карьеру еще во времена немецкой оккупации. «Черные полковники», может, и были сукиными детьми, но без Америки здесь не обошлось (вспоминаются приписываемые Рузвельту слова, относившиеся к никарагуанскому диктатору 1930-х гг. Анастасио Сомосе[69]).

Новый режим начинал в знакомом стиле. Ввели военное положение, запретили политические партии, разогнали парламент, арестовали политических противников — среди них снова оказался композитор Теодоракис. Актриса Мелина Меркури активно выступала против режима и была лишена греческого гражданства.

Я родилась гречанкой и умру гречанкой. А эти сволочи родились фашистами и умрут фашистами.

Мелина Меркури

Поначалу король старался сработаться с новым режимом, но, когда полная несовместимость с ним стала очевидной, сделал неудачную попытку организовать контрпереворот, после чего бежал в Великобританию.

Пациенту необходима операция

Жизнь при хунте — новый режим быстро стали называть этой презрительной кличкой правителей «банановых республик» Латинской Америки — была суровая, подчас жестокая и часто непонятная. Полковник Георгиос Пападопулос, глава режима, любил велеречиво порассуждать о «революции 21 апреля», но на деле правление «черных полковников» стало парадом всяческих фобий: ксенофобии, гомофобии, эфебифобии[70].

Пападопулос и его соратники представляли себе Грецию пациентом, которому требуется хирургическая операция. Недуг приключился якобы из-за перебора с потребительством, а лекарством должно было стать насаждение строгих ценностей православного христианства. Походы в церковь и традиционная народная музыка всячески превозносились; длинные волосы и короткие юбки (кроме тех, которые были формой Национальной гвардии) сурово порицались. Выборы предполагалось возвратить лишь после того, как лекарство возымеет эффект.

Вместе с коммунистами приказание собирать чемоданы получили нежелательные иностранцы; среди них оказался и художник Джон Кракстон, уже давно проживавший на Крите. Он воплощал собой все, чего панически боялись «черные полковники»: он был человеком искусства, не скрывавшим свою сексуальную ориентацию и открыто презиравшим режим, а довольно близкие связи Кракстона с военными давали некоторым основания подозревать его в шпионаже.

Хунта сумела продержаться отпущенное ей историей время во многом благодаря экономическому буму, но нельзя сбрасывать со счетов и 20 000 ее секретных осведомителей, работавших тогда в Афинах. Они внушали огромный страх, но и оппозиция все-таки существовала. В ее рядах было немало людей искусства, что можно назвать характерной чертой для Греции.

Йоргос Сеферис

Греки издавна почитают своих поэтов. Из представителей XX столетия больше других любят, пожалуй, Йоргоса Сефериса (1900–1971) и уроженца Александрии Константиноса Кавафиса (1863–1933). Семья Сефериса бежала из Смирны, и боль бесприютности и лишений пронизала всю его поэзию. Получив юридическое образование в Париже, он поступил на дипломатическую службу, и с 1957 по 1962 г. был послом Греции в Великобритании[71]. В марте 1969 г., уже в Греции, он выступил по Би-би-си, а копии своего заявления отправил во все афинские газеты. Он высказался так: «Все те интеллектуальные ценности, в которых нам удавалось поддерживать жизнь, хотя и с большими сложностями и трудностями, вот-вот уйдут в небытие… Я, человек, не имеющий никаких политических пристрастий,