– Путешествую, – ответила девушка и показала книгу; это была другая книга, не та, что в поезде, «Мельмот-Скиталец» Чарльза Мэтьюрина[100]. – И читаю. И удивляюсь неожиданным встречам.

– Неожиданным, – эхом отозвался Корсо.

Для одного вечера встреч было многовато, особенно неожиданных. И он принялся отыскивать связь между ее присутствием в гостинице и появлением Рошфора на шоссе. Непременно должен существовать угол зрения, под которым все сразу встанет на свои места, но пока он такого не находил. Даже не знал, куда, собственно, следует смотреть.

– Отчего вы не садитесь?

Он сел, испытывая смутное чувство тревоги. Девушка закрыла книгу и с любопытством уставилась на него.

– Вы не похожи на туриста, – заметила она.

– А я и не турист.

– Работа?

– Да.

– Любая работа в Синтре должна быть интересной.

Только этого не хватало, подумал Корсо и поправил очки указательным пальцем… Допрашивать себя он не позволит, даже если в роли следователя выступает красивая и очень молодая девушка. Видно, тут и была зарыта собака: она слишком молода, чтобы излучать угрозу. А может, именно это и таило в себе опасность. Он взял книгу, оставленную девушкой на столе, и небрежно полистал. Современное английское издание, несколько абзацев были отчеркнуты карандашом. Он прочел один из них:

Его глаза продолжали следить за тающим светом и сгущающейся темнотой. Эта противоестественная чернота словно говорила светлому и высокому творению Господа: «Освободи мне место, хватит уж светить».

– Вам нравится читать готические романы?

– Мне нравится читать. – Она чуть наклонила голову набок, и стала хорошо видна ее обнаженная шея. – Нравится держать в руках книги. Я всегда вожу в рюкзаке несколько.

– Вы много путешествуете?

– Да. Уже много веков.

Услышав подобный ответ, Корсо скривился. Но она произнесла фразу вполне серьезно и наморщила лоб с видом маленькой девочки, рассуждающей о сложных материях.

– Я принял вас за студентку.

– И не совсем ошиблись.

Корсо положил «Мельмота-Скитальца» на стол.

– Вы загадочная девушка. Сколько вам лет? Восемнадцать, девятнадцать?.. Иногда у вас на лице появляется такое выражение, будто вам на самом деле гораздо больше.

– Может, и больше. Каждый человек выглядит на столько, сколько он пережил и сколько прочитал. Поглядите на себя.

– И что интересного я увижу?

– Знаете, какая у вас улыбка? Улыбка старого солдата.

Он смущенно дернулся:

– Я не знаю, как улыбаются старые солдаты.

– А я знаю. – Глаза девушки снова сделались матовыми; взгляд их обратился внутрь, заскользил по тропинкам памяти. – Однажды мне встретились десять тысяч человек, которые искали море.

Корсо поднял бровь и таким образом выразил повышенный интерес.

– Да что вы… Это относится к области пережитого или прочитанного?

– Угадайте! – она пристально глянула на него, а потом добавила: – Вы ведь производите впечатление умного человека, сеньор Корсо.

Она встала, взяла со стола книгу и подхватила с пола белые теннисные тапочки. Ее глаза словно вновь обрели жизнь, и охотник за книгами успел заметить, как в них промелькнуло что-то знакомое. Да, во взгляде ее было что-то узнаваемое, намек на уже виденное.

– Может, еще и встретимся, – произнесла она на прощание. – Здесь же.

Корсо не сомневался, что так оно и будет. И не смог бы однозначно ответить на вопрос: хочет он того или нет? Но времени на обдумывание этой проблемы у него не оставалось: в дверях девушка столкнулась с Амилкаром Пинту, который как раз входил в ресторан.

Пинту был низеньким толстяком. Смуглая кожа его блестела, будто ее только что покрыли лаком, а густые и жесткие усы выглядели так, точно их подстригли всего несколькими взмахами ножниц. Он был бы честным полицейским, даже хорошим полицейским, если бы ему не приходилось кормить пятерых детей, жену и отца-пенсионера, который тайком таскал у сына сигареты. Его жена-мулатка двадцать лет назад была писаной красавицей, он привез ее из Мозамбика, после того как страна завоевала независимость, – тогда Мапуту еще назывался Лоренсу-Маркиш, а сам Амилкар был сержантом-парашютистом, увешанным наградами, тощим и храбрым. Корсо не раз видел его жену, когда по делам наведывался к Амилкару Пинту: подернутые пеленой усталости глаза, большие и дряблые груди, старые шлепанцы, красный платок на голове. Обычно он сталкивался с ней в прихожей их дома, где вечно пахло грязными детьми и вареными овощами.

Полицейский вошел в зал, искоса глянул на уходившую девушку и плюхнулся в кресло напротив охотника за книгами. Он пыхтел и отдувался, как будто путь из Лиссабона проделал пешком.

– Это кто?

– Не обращай на нее внимания, – ответил Корсо. – Испанская девчонка. Туристка.

Пинту успокоенно кивнул и вытер влажные ладони о брюки. Он часто повторял этот жест. Пинту сильно потел, на воротничке его рубашки в том месте, где ткань соприкасалась с кожей, всегда была видна тонкая темная полоска.

– У меня возникла одна проблема, – сказал Корсо.

Португалец расплылся в улыбке. Нет неразрешимых проблем – вот что означала его гримаса. И пока мы с тобой ладим, все будет нормально.

– Не сомневаюсь, что вместе мы ее быстро решим.

Теперь настал черед Корсо улыбнуться. Он познакомился с Амилкаром Пинту четыре года назад в связи с довольно грязным делом, когда на рынке «Ладра»[101]всплыли ворованные книги. Корсо прибыл в Лиссабон, чтобы их опознать. Пинту арестовал двух человек; тем временем несколько ценных экземпляров, не успев вернуться к владельцу, куда-то исчезли – как в воду канули. Тогда Корсо с Пинту отпраздновали начало столь плодотворной дружбы в притонах Байру-Алту, при этом сержант-парашютист долго пережевывал жвачку ностальгических воспоминаний о колониальных временах и повествовал, как ему чуть не оторвало яйца в бою у Горонгозы. Под конец они горланили «Grandola vila morena…» на смотровой площадке в Санта-Лусии, и все вокруг, весь район Алфама, раскинувшийся внизу, был освещен луной, а неподалеку лежал Тежу, широкий и переливчатый, как серебряная скатерть, по которой очень медленно скользили мрачные силуэты корабликов – в сторону башни Белен.

Официант принес Пинту заказанный кофе. Корсо подождал, пока он отойдет, и пояснил:

– Речь идет о книге.

Полицейский, склонясь над низким столиком, сыпал в чашку сахар.