Конечно, далеко не все было идеальным. Например, телевидение было ужасным.

Я ожидал, что у меня будет, по крайней мере, основной диапазон каналов. Возможно, ВВС или Fox News время от времени. Без вариантов. Все, что мне было доступно, это китайский новостной канал, который по кругу передавал часовую сводку новостей за предыдущие сутки, и канал с фильмами, показывавший случайные голливудские фильмы с китайскими субтитрами. Обнаружив этот второй канал, я почувствовал некоторую надежду, но оказалось, что большинство любимых второстепенных кинозвезд имеет просто огромный список настолько плохих фильмов, что они никогда не оказывались на западных экранах. В те далекие дни я просмотрел несколько действительно кошмарных фильмов. Наконец мне это надоело, и я перестал даже пытаться. Ничегонеделание просто приводило меня в отчаяние.

С интернетом тоже были проблемы. Мне потребовалась неделя, чтобы понять, как обойти те многочисленные фильтры, которые китайское правительство установило в сети, но даже после этого передача любого видеоконтента была практически невозможна.

Я пытался проводить как можно больше времени с Гоби на улице. Тропинка вдоль канала длиною в полтора километра была хорошим местом для прогулок, особенно в то время, когда строители уходили на перерыв. Они не обращали на нас внимания, столпившись вокруг уличных торговцев, которые имели от них хорошую выручку. Вскоре мы с Гоби узнали, что самая вкусная еда, продаваемая на улице, – это цзяньбины, я называл их китайскими буррито. Представьте себе тонкий блин, внутри которого жарится яйцо, а потом в него заворачивается хрустящий жареный вонтон, вкуснейшие специи и чили. Мы с Гоби не могли этим наесться.

Нас выгоняли почти из всех кофеен, куда мы пытались попасть, но, к счастью, мы нашли Starbucks, в котором с радостью нарушили правила и впустили нас. Но самым лучшим местом было небольшое частное кафе, где персонал не только разрешал нам войти, но и закрывал глаза на то, что я сажаю Гоби на стул и угощаю своей выпечкой.

Для города, в котором не разрешается перевозка собак в такси или автобусах, и где только недавно был принят закон, позволяющий собакам-поводырям ездить в метро, это большой прогресс. Мы постарались хорошо поддерживать их во время нашего пребывания в их краях.

Несмотря на приятные стороны этой новой жизни с Гоби, одна вещь постоянно беспокоила меня – ее травма бедра. Она старалась скрывать ее и научилась не слишком его нагружать. Но стоило мне неправильно поднять ее или держать ее слева, а не справа, она тут же вскрикивала от боли.

Кроме того, рана у нее на голове заживала не так быстро, как надеялись мы с Кики.

Поэтому, после недели жизни в квартире, я принес Гоби плохие новости.

«Сегодня никаких кафе у нас с тобой, малыш. Мы идем к ветеринару».

22

Я не мог вынести этот шум. Я Стоял в коридоре и старался отгородиться от воплей, которые издавала Гоби, охваченная болью и страхом, но это было бесполезно. Ее визг и плач был самым ужасным звуком, который мне приходилось слышать в жизни.

Я где-то читал, что, чтобы у собаки сильная боль и страх не ассоциировалась с хозяевами, нельзя находиться с ними в одной комнате во время инъекций. Даже без этого совета не могу себе представить, как бы я смог оставаться с ней в одной комнате.

Когда начало действовать обезболивающее, и она наконец затихла, вышла одна из медсестер и подошла ко мне.

«С ней все в порядке. Хотите войти?»

Благодаря Кики Гоби должны были оперировать в одной из лучших ветеринарных клиник города. А благодаря китайским средствам массовой информации все медсестры и врачи уже слышали о Гоби. Это (а также словечко, которое замолвила Кики) означало, что Гоби досталась самая опытная команда хирургов, а нам с Кики разрешили помыться, надеть голубые халаты и присоединиться к команде хирургов в операционной.

После многочисленных обследований и обширных консультаций сотрудники клиники единогласно подтвердили то, что мне сказали в Урумчи, – что причина боли и странной походки Гоби заключалась в травме правого бедра. Невозможно было определить, сбила ли ее машина или избил человек, но во время ее скитаний по Урумчи она получила травму, в результате которой бедро выскочило из вертлужной впадины.

Врачи порекомендовали провести Гоби остэктомию головки бедра: разновидность операции на бедре, когда верхняя часть бедренной кости срезается, но не заменяется ничем, чтобы организм заживал сам, а сустав заново сформировался из рубцовой ткани.

Меня десятки раз убеждали в том, что это стандартная процедура, которая может привести к отличным результатам. Я был уверен в команде врачей, как и в том, что мы находимся в надежных руках. Но, стоя там и наблюдая за подготовкой к часовой операции, я ужасно изнервничался.

И снова меня выводил из себя шум, хотя в этот раз Гоби находилась под слишком сильным воздействием лекарств, чтобы издавать какие-то звуки. Язык свисал у нее изо рта, как старый носок, она равномерно дышала под маской, надетой на нос, пока медсестра выбривала всю шерсть с ее правого бедра. В этот раз меня беспокоил звук приборов, контролирующих ее сердечный ритм и уровень кислорода. После смерти Гарри я всегда ненавидел звуки этих приборов по телевизору. Они напоминали мне о той ночи, когда я стоял в комнате сестры и слушал, как медики пытаются спасти его, и каждый раз, когда я слышу непрерывный звук монитора, я задаю себе один и тот же простой вопрос: Если бы я раньше встал с постели, удалось бы мне его спасти?

Врачи начали разговаривать между собой, слегка повысив голос. Должно быть, Кики уловила мое беспокойство, и, похлопав меня по плечу, мягко объяснила ситуацию. Она сказала, что они пытаются решить, какое количество препарата вводить ей для предотвращения сердечного приступа, чтобы не зайти слишком далеко и не спровоцировать его.

«Надеюсь, они знают, что делают», – пробормотал я. Я чувствовал, что мне физически нехорошо.

Наконец, когда в комнате все затихло и началась операция, я сказал Кики, что мне нужно выйти. «Позовите меня, когда все закончится, – сказал я. – Я не могу здесь оставаться».

Час длился как целый месяц, но когда все закончилось, старший хирург вышел, чтобы заверить меня, что операция прошла хорошо, и Гоби скоро начнет приходить в себя. Я сидел рядом с ней в послеоперационной комнате и наблюдал за тем, как она постепенно просыпается.

Наступил момент, когда она посмотрела на меня, и все было как каждое утро – ее большие глаза следят за мной. Но через секунду, вероятно, боль охватила ее, и снова началось ее пронзительное скуление. Глядя на нее, слушая ее, я ясно понимал, что она находится в мире боли. И казалось, что я не могу ей ничем помочь.

Не прошло и дня, как подлинный дух Гоби снова проявился в ней. Ей было больно после операции, и я знал, что уйдут недели, пока ее бедро полностью восстановится, но к тому времени как я принес ее в квартиру, она снова вовсю виляла хвостом и пыталась вылизывать мне лицо.

С другой стороны, я чувствовал себя неспокойно. Не могу точно сказать, то ли меня беспокоила боль Гоби, то ли воспоминания о смерти Гарри, но точно знаю, что в последующие дни и недели я все еще беспокоился о безопасности Гоби.