23

Мы с  Гоби дрожали от холода, пытаясь укутаться от ледяного ветра, проникающего сквозь старые окна квартиры; на следующий день мы не могли спать, задыхаясь от недостатка кислорода, а изнурительная жара, казалось, высасывала из нас жизнь.

15 ноября по всей стране включалось отопление. С этого началось самое тяжелое для нас с Гоби время в Пекине.

Почти сразу же после включения отопления уровень загрязнения повысился. Как все жители Пекина, я научился контролировать качество воздуха и соответственно планировать свой день. Если индекс загрязнения опускался ниже 100, я абсолютно спокойно выводил Гоби на улицу. При уровне выше 200 я старался ограничиваться короткими прогулками. При уровне более 400 даже пройдя пятнадцать метров от нашего дома до моего любимого японского ресторана, я чувствовал, как у меня начинали печь глаза.

Я слышал, что находиться на улице при индексе загрязнения от 100 до 200 равносильно выкуриванию одной пачки сигарет в день. Двести – это две пачки, триста – это три, а все, что больше, равносильно целому блоку сигарет.

Из-за угольных электростанций, выбрасывающих тяжелый дым, небо было настолько наполнено токсичными веществами, что я просто не решался открыть окно в квартире.

Попытки избегать загрязненного воздуха привели к тому, что наша свобода оказалась резко ограничена. Мы не могли выходить на прогулку или в кафе. Все замерло. Мы чувствовали себя отрезанными от мира.

Эти изменения не пошли на пользу Гоби. После нескольких дней взаперти, я понял, что она страдает. Она перестала есть, мало пила и лежала с таким грустным выражением лица, какого я у нее раньше не видел. Практически единственным занятием, которое я придумал, чтобы заставить ее подняться и двигаться, была игра с теннисным мячиком в коридоре, который я бросал, а она ловила и приносила. В эту игру она могла часами играть, когда мы гуляли возле канала, но в многоэтажном доме, где сенсорные светильники постоянно гасли, повергая нас в темноту, она не хотела бегать больше получаса.

Решив, что проблема коридора состоит в том, что в нем слишком много отвлекающих запахов, доносящихся из-за дверей соседей, я однажды вынес Гоби на подземную парковку. Я знал, что днем там обычно пусто, поэтому у нее будет достаточно места, чтобы побегать и поохотиться за мячиком, как она это делала раньше.

Но когда двери лифта открылись в пещероподобном помещении, Гоби уперлась лапами в землю, как столетний дуб, и отказалась двигаться.

«Что, правда? – спросил я. – Ты точно не будешь выходить?»

Она уставилась в темноту. И не двигалась с места.

Как-то раз, придя домой после вечерней порции суши, я обнаружил, что она не вышла меня встречать. Тогда я понял, что у нас проблемы.

На следующий день ветеринар тщательно осмотрел ее и поставил диагноз: питомниковый кашель. Для лечения требовался курс медикаментов и неделя без прогулок.

Лусия не собиралась приезжать в Пекин до Рождества, никаких дел, связанных с прессой, у меня не было, как и возможности выйти, и дни тянулись ужасно медленно. Дважды в день мы играли с теннисным мячиком в коридоре, и каждый вечер я, прищурив глаза из-за грязного воздуха, спешил в японский ресторан. В квартире было душно, как в печке, но я не осмеливался открывать окна, чтобы не впускать грязный воздух. Поэтому каждое утро я просыпался, как будто в похмелье, неважно, выпил ли я накануне три бокала пива или не пил вообще.

Время от времени я ходил в спортзал, но мог скачивать видео не больше часа, а потом интернет-соединение обрывалось. Не отвлекаясь на экран, я вскоре потерял интерес.

Я пытался делать упражнения на силу и выносливость в квартире, но это было безнадежно. Загрязненный воздух проникал повсюду. Несмотря на то, что я регулярно мыл пол и протирал пыль, каждый раз после отжиманий руки оказывались покрытыми черной сажей, проникавшей сквозь невидимые щели в окнах.

Как раз когда я начал погружаться во тьму, Гоби выздоровела. Ее чувство времени было идеальным. Я просыпался и обнаруживал, что она смотрит на меня, получал обычную порцию поцелуев, и заканчивался мой день так же приятно, как и начинался. Какая может быть депрессия, когда у меня есть моя Гоби?

К Гоби с каждым днем возвращалась ее самоуверенность. Как только она восстановилась после питомникового кашля, к ней вернулись ее прежние повадки. Даже когда мы выходили, чтобы она могла сходить в туалет, она вышагивала, гордо подняв голову, ступая легко, и глаза ее сияли. Мне нравилось, когда она выглядела так самоуверенно и смело.

И снова Гоби помогла мне справиться с трудностями. Я думал о том, как она прошла через столько испытаний, от забега до скитаний по улицам Урумчи, и в итоге ей удалось найти дом и людей, которые любят и заботятся о ней. Если она смогла вынести это, смогу и я.

В эти долгие дни у меня было много времени, чтобы подумать, и много тем для размышления.

Я думал о возвращении домой и о том, что, хотя я соревнуюсь под флагом Австралии и никогда не буду выступать в спорте ни за какое другое государство, теперь мой дом – это Великобритания. Я прожил здесь пятнадцать лет, и здесь в моей жизни произошло столько прекрасных событий. Мой бег, моя карьера, мой брак – все это произошло в Великобритании. Я не мог представить себе другое место, куда бы можно было привезти Гоби.

Я также думал о своем отце. Мой настоящий отец связался со мной и вошел в мою жизнь, когда мне уже исполнилось двадцать. Все было сложно, и нам не удалось долго поддерживать отношения.

Но, несмотря на то, что у меня никогда не было таких отношений с отцом, как были у многих моих друзей, я благодарен ему за одну вещь. Он родился в Бирмингеме, в Англии, но еще в детстве вместе с семьей переехал в Австралию. Отец не помогал мне деньгами и не оказывал мне никакой поддержки тогда, когда я больше всего в ней нуждался. Но когда я уже повзрослел и был готов начать жизнь сначала за тысячи километров от дома, гражданство отца означало, что я имею право на получение паспорта Великобритании.

Я также думал о маме. Примерно в тот период, когда в моей жизни появился отец, мама заболела. Однажды, до нашего знакомства с Лусией, она позвонила мне. Я удивился, услышав ее голос, с учетом того, что в предыдущие годы мы общались только на Рождество.

Когда она сообщила мне, что серьезно больна, я был потрясен. Присматривая за ней во время лечения и видя, что она находится на волосок от смерти, я стал ближе к ней, а она – ко мне. Она хотела наладить отношения, и мы пообещали себе, что сделаем это. Тогда мы начали все сначала. Очень медленно мы начали делать шаги навстречу друг другу, но спустя годы нам, по крайней мере, удалось стать друзьями.

Сидя в ожидании в нашей квартире и считая дни до новой встречи с Лусией, я также думал о том, почему мне было так важно найти Гоби. Это было несложно понять.

Дело было в обещании.

Я пообещал привезти Гоби, чего бы это ни стоило. Найти ее, обеспечить ее безопасность и обеспечить ее приезд домой означало, что я сдержал слово. После всех взлетов и падений мне удалось спасти ее. Я обеспечил ей безопасность и защиту, в которых сам так отчаянно нуждался в детстве, когда моя жизнь пошла под откос.