Дженни разрешила позвонить Алексу со своего телефона при условии, что я не потрачу последнюю ночь в Вегасе, «убалтывая на подвиги Моего мужчину». Не вполне понимая, что такое убалтывать на подвиги, я дала обещание и смогла позвонить.

— Да? — ответил он на третьем гудке.

Когда мне звонят с незнакомого номера, я смотрю на телефон, пока звонки не стихнут, игнорирую значок оставленного сообщения, пока на экране не появится номер. Алекс, наоборот, не переносит автоответчик, поэтому почти всегда отвечает на звонок. Иногда это приводит к неловким разговорам в три часа ночи. Нет, ну кто по два года хранит в телефоне номер дамы, добивавшейся секса? Не подумайте, что мне ни разу не звонили с предложением заняться любовью, но все равно я считаю это странным.

— Привет, это я, звоню с телефона Дженни. — Я придирчиво осмотрела ногти и нахмурилась. Мне срочно нужен маникюр. Такая рука недостойна обручального кольца.

— О, теперь у меня будет ее номер, — отозвался Алекс. — Эту девицу нужно держать на коротком поводке.

— Да. — Мысленно я сделала себе замечание и сунула руку в карман джинсов. Не будем ставить телегу впереди лошади. — Она передает привет.

— Она там? Тогда я не буду спрашивать, как прошло утро. До вечера. Свидание в силе?

Причина номер триста сорок два из списка «Почему я люблю Алекса»: он тайный сплетник. Он, конечно, может отрицать это с утра до вечера и сколько угодно воротить нос от «Ас уикли», но журнал не сам приходит в туалет, и не я его туда приношу. В основном.

— В силе. Мне надо кое о чем с тобой поговорить.

Например, сколько чаевых мы дадим нашему дворецкому на Рождество и не хочешь ли ты на мне жениться. Срочно.

— Ты украла восемь миллионов долларов?

— Нет.

— Выскочила за Элвиса?

— Нет.

— Увела тигра у Майка Тайсона?

— Да, но поговорить с тобой хочу не об этом.

Перед глазами возник образ Алекса в белом комбинезоне с роскошной телкой… то есть челкой. Он прекрасно умеет управляться с челками.

— Куда ты хочешь пойти? — спросил он, сразу вернув меня на грешную землю. — Есть заветные желания?

Я подумала. Акулы в «Мандалай бэй», львы в «Эм-джи-эм», белые тигры в «Мираже». «Форум» в «Цезаре» с его бутиками. Буфет съешь-сколько-сможешь. Чем больше я вспоминала, тем больше казалось, что идеальное для меня место — кафе в магазине сувениров у зоопарка в Бронксе. Вот разве что…

— А давай в «Венецианце»? — решилась я. Где предлагать брак по расчету, как не в казино в самом романтическом городе мира? Фальшивый брак в ненастоящей Венеции — идеально! Оптимистка я все-таки.

— Отлично, у них там прекрасное казино. — Я и забыла о тайной страсти Алекса. Амок над столом для блэкджека в мои планы не входил. — Но мы не всю ночь играть будем, — поспешно добавил он. — Хотя, по-моему, ты принесешь мне удачу.

— А что, мы еще не встречались? — Я провела рукой по волосам. Фу. Нужно срочно мыть голову. — Слушай, а нельзя пораньше? Я обещала Дженни сходить с ней куда-нибудь, раз это у нас последняя ночь и все такое.

— А я, значит, вместо разминки? Мило, — сказал он с улыбкой в голосе, которая, надеюсь, останется и после нашего разговора. — Да, конечно. Парни планируют какую-то сумасшедшую ночь, и если я там не появлюсь, свидетель жениха отыщет меня и пристукнет. Он настойчивый.

— Значит, в полвосьмого в «Венецианце»?

— Договорились. Очень жду.

— Встречаетесь в «Венецианце»? — спросила Дженни, когда я отдала ей телефон. — Отлично. Отметим помолвку в «Бушоне».

После импровизированной исповеди Дженни стала другим человеком. Честность полезна не только для души, но, как оказалось, и для цвета лица. Подруга ракетой летала по гостиной, примеряя образцы, присланные Беном, а я старалась не смотреться в висевшее рядом зеркало. Для меня ни признание Дженни, ни полет на вертолете не стали бальзамом на душу и волшебным эликсиром для кожи. Сидела я страшная, как смерть, и сердце болело при виде вешалок с дизайнерской одеждой (в основном потому, что их придется вернуть перед отъездом).

— Ты точно не против? — вздохнула я, при виде длинного черного платья живо вспомнив мой раскромсанный синий наряд. — Чтобы я встретилась с Алексом?

— Ни в коей мере. — Дженни приложила к себе ярко-розовое обтягивающее платьице, при виде которого у меня засосало под ложечкой. — Мне нужно отлежаться. Я уже давно не оттягивалась три вечера подряд. Если не посплю, просто умру.

— А если позвонит Джефф?

— Позвонит — поговорим. — Дженни сменила розовое на изумрудно-зеленое кимоно. Просторное, для рождественского ужина — то, что надо. — Как ты с Алексом. Ты уже знаешь, что будешь говорить?

— Нет.

— А что надеть, решила?

Наконец-то важный вопрос.

— Я думала, может, синее, которое вчера мерила. — Я с удовольствием провела рукой по шелкам, атласам и шифонам на вешалке. Боже, сколько блесток! — Оно красивое, и я смогу в нем толком поесть и не выглядеть толстой.

— Это важно, — серьезно кивнула Дженни. — Но может, это? — И она взяла с вешалки самое красивое платье, какое мне доводилось видеть. — «Тиби». Нравится? — Она помахала передо мной кораллово-розовым шелком. Тонкие складки, спускавшиеся от завышенной талии, казались легким выдохом портновского искусства. Мне захотелось замуж за это платье. Я, безусловно, женилась бы на себе, будь я в нем. Надеюсь, на Алекса платье окажет такой же эффект. — У Сэди есть босоножки от «Чу», подойдут сюда превосходно. — Передав мне платье, Дженни возилась с белым бумажным пакетом. — И этот клатч возьмешь.

Это был не клатч, а шедевр — длинный, узкий, любовно сделанный из темно-синего бархата, с серебряной застежкой-черепом и как раз нужной формы, чтобы забить кого-нибудь до смерти, — качество, которое я всегда ценила в сумках.

— «Александр Маккуин», — сообщила Дженни, будто это все объясняло. — Стоит больше, чем твоя жизнь.

— О-о… — Я молитвенно сложила руки. — Дай скорее. Платье, сумка, туфли Сэди — и наряд на вечер готов. Я улыбнулась себе в зеркало. Оставалось волноваться только о том, что сказать, но разве это трудно? Я ведь писательница, в конце концов. Ха.

Через несколько часов я приехала в «Венецианца» гламурная, как никогда. Послушные блестящие волосы закручены в узел на затылке, макияж легкий, но яркий и невероятно красивое платье. Правда, я не могла ходить в бледно-золотых босоножках Сэди на десятисантиметровых каблуках, отчего общий блеск несколько тускнел, но передвигаться предстояло мало, так что — ничего. Я плыла как леди Пенелопа, когда кто-то присвистнул за моей спиной.

Повернувшись со всей быстротой, какую позволяли туфли, я остро пожалела, что не взяла фотоаппарат. Боже, какой красавец мой бойфренд! Он прислонился к мраморной колонне в костюме, при виде которого Дон Дрейпер застонал бы от зависти, — грифельно-серый, в талию, очерченный резкими линиями, с жилетом и платочком в нагрудном кармане. У меня подкосились ноги, а чувства, вихрем поднявшиеся в душе, я назвала бы совершенно не подходящими леди.