— Я не покушаюсь на твою свободу, — неловко рассмеялась я. Смех прозвучал странно и тут же оборвался. — Клянусь тебе — ты, я, муниципалитет и листок бумаги, и больше об этом не вспомним. Все равно что на почту сходим.

Должна заметить, что поход на почту не идет ни в какое сравнение с браком и является одной из самых невыносимых обязанностей во вселенной. Сложнее регистрации брака, ей-богу. Ну неужели должны существовать пять различных способов послать моей матери поздравительную открытку? Спасибо Боженьке за «Мунпиг»[24]. Пока я продолжала про себя поносить почтовую службу США, Алекс сидел как замороженный. Я оторвала взгляд от неизвестной далекой точки и нерешительно взглянула на него. Он сидел с пепельным лицом. Что, кончились шутки о Санта-Клаусе, а, Алекс? Плохой знак.

— Клянусь, я перепробовала все другие варианты, остается только этот, последний. — Мой голос упал до слабого шепота. — Иначе мне здесь не остаться.

В этот момент Алексу уже по любым меркам нужно было что-то сказать. Гвидо, видимо, подслушивал наш разговор, потому что гондола врезалась в берег канала.

— Ох черт, — пробормотал он с отчетливым неитальянским акцентом.

Но встряска наконец развязала Алексу язык, и когда Гвидо выводил гондолу на прежний курс, мой мужчина кашлянул и сказал:

— Ты хочешь, чтобы я женился на тебе ради визы?

Я почему-то не узнала его голос.

— Ну да, а что?

Уже не было ни бесшабашной мины шалопая, ни руки, обнимавшей меня за плечи. Мы уже не держались за руки, и блеск в его глазах исчез. Плохо дело. Я его таким еще не видела, даже когда после моей стирки села его винтажная футболка с «Роллинг стоунз» (по этой причине, кстати, мне больше не доверяется стирка). Отчего-то у меня возникло чувство, будто я провалила экзамен. Мне хотелось вскочить, взять ладонями его лицо, сказать, что я люблю его и это единственный способ избежать расставания, потому что роман по скайпу накроется через неделю — меня либо посадят за матереубийство, либо я повешусь с тоски, потому что в Англии «Настоящую кровь» начали показывать на три недели позже. Но вместо этого я сочла, что теперь моя очередь притвориться музыкальной статуей, слишком боясь выдохнуть хоть слово и вообще опасаясь дышать.

После бесконечной паузы Алекс снова кашлянул, растянул узел галстука и кивнул:

— Хорошо.

С неслышным выдохом я невольно расслабилась, словно долго-долго несла непомерную тяжесть и наконец-то ее сбросила. Секунду я испытывала облегчение, затем мне стало противно, и наконец я заплакала — эмоции, охватывающие всякую зардевшуюся невесту. Я глубоко вздохнула, словно стараясь наполнить себя воздухом, и вытерла слезы, пока Алекс не заметил.

— Значит, мы поженимся, — кивал он своим мыслям, рассматривая свои сияющие туфли. Согласна, на них можно было отвлечься, но я как-то надеялась, что моя просьба отодвинет на второй план даже туфли. — Всего лишь формальность. Брак для тебя ничего не значит. Это ничто.

И снова у меня полились слезы. На этот раз мне пришлось отвернуться, потому что сразу несколько ручейков-ренегатов оросили мне щеки. — Что сейчас значит брак, правильно? — После долгого молчания Алекс словно не мог наговориться. Чем больше он говорил, тем больше мне хотелось слушать. — Никто из наших знакомых к этому серьезно не относится. Джефф уж точно не морочит себе голову.

Я не знала, чего ожидала. В голове я проиграла десятки сценариев. Я была готова к отказу. Я была готова услышать «да». Я была готова, что он схватит меня в охапку и бегом понесет к «Тиффани». Но я не была готова услышать от Алекса, что брак — ничего не значащая формальность. Когда женились наши знакомые, у нас заходил разговор о браке как об отдаленной перспективе, которая вроде маячит на горизонте, но пока нет необходимости всерьез задумываться, типа пенсии или лазерного плейера с высоким разрешением. Но я предполагала, я надеялась, что он думал о свадьбе, и не потому, что мне нужна виза, а потому, что хочет на мне жениться. Однако вот вам: оказывается, это ничего не значит.

— Надо все сделать, пока мы в Вегасе, — отвлеченно продолжал Алекс. — Меньше хлопот, проще, чем в Нью-Йорке. Черт, мы должны сделать это немедленно, пока я в костюме!

— Мне в пол-одиннадцатого с Дженни встречаться, — сказала я, не зная почему.

— Это же идеальный отпуск в Вегасе! — Алекс у меня на глазах превращался в человеческий эквивалент кивающей собачки. — Казино, венчание — и успеть на ужин. Прекрасно.

— Алекс, — надеюсь, в моем голосе не слышались слезы, — в этом нет необходимости.

— Но ведь других вариантов нет, верно? — развел он руки, отчего я потеряла равновесие. — Ты же этого хочешь!

— Я не хочу уезжать, — лепетала я. Черт, это надо было делать пять минут назад. — Но если ты не хочешь регистрации, я пойму. Это не на почту сходить. Зря я так сказала, это глупость.

— Это не первая глупость, которую ты сказала, — слишком быстро ответил он. — Честно говоря, я даже польщен, что ты попросила меня, а не кого-то из гейской мафии твоей подружки.

— Ладно, хватит. — Все ясно, Алексу Рейду невмоготу быть помолвленным. — Забудь о том, что я сказала, пожалуйста.

— Я могу об этом забыть, ты как считаешь? — Он повернулся ко мне в первый раз после моего романтического предложения. Любовь в его глазах не светилась. Там вообще ничто не светилось. Он выглядел… разочарованным. — Ты сама сказала: тебе нужно за кого-то выйти замуж или придется уезжать.

— Не за кого-то. — Я пропустила подол платья между указательным и большим пальцами, распрямляя и снова собирая складки. — Это неправда, я вовсе не имела в виду…

— Значит, поженимся, поедем домой и будем жить, как будто ничего не случилось? — Алекс вытянул шелковистую ткань у меня из рук. — Таковы условия?

У меня не осталось слов. Я их все использовала, болтая, что брак — это формальность и ничего не изменит. Какого дурака я сваляла…

— Ну, так вас можно поздравить? — Гвидо нарушил самое мучительное молчание в истории, когда гондола остановилась. — Si?

— Si, — отозвался Алекс, выскакивая из гондолы и оставляя Гвидо.

— Удачи, — сказал мне гид, забыв об итальянском. — Вам она понадобится.

Мы стояли лицом к лицу у аутентичной итальянской «Панды экспресс». Я взяла руки Алекса в свои, не желая верить, что он убит услышанным. Он молча покачал головой, оглянулся, смотрел куда угодно, только не на меня, прежде чем обнял и прижал к своей груди.

— Я люблю тебя, — сказала я ему в рубашку, изо всех сил стараясь выговаривать четко. — Я не хочу уезжать.

— Знаю, — сразу ответил он, но я расслышала вопросительную интонацию в его голосе. — Все будет хорошо. — И через краткую паузу, с какой-то покорностью: — Я тоже тебя люблю. «Именно это я и желала услышать», — подумала я, когда он ослабил свои слишком крепкие объятия и взял меня за руку. Но сейчас я ему просто не верила.