– Стать его супругой – мой долг! Если я сбегу, потому что молодой господин не любит меня, это всю жизнь будет мучить меня. Получится, что я предала северные земли, получится, что я преступница! Вот когда я буду несчастна! – бросила она, и Кадзуми ничего не смог ответить.

– Сиратама…

– Пусть молодой господин не полюбит меня. Мое счастье – это стать его супругой, стать его супругой и вернуть долг благодарности всем северным землям. Хотя бы это я обязательно должна сделать.

Произнося эти слова, Сиратама впервые поняла, что она действительно так считает. Та мысль, которая возникла у нее на поле хаги, сейчас обрела четкую форму. И вместе с этим она поняла, почему не могла обрести свободную жизнь.

Она не могла умереть. Ей не позволено было умереть. До тех пор, пока она не станет супругой наследника, ее тело принадлежало не только ей одной.

– Все, хватит.

Сиратама опустила лицо и на одном дыхании сказала:

– Я сделала много такого, из-за чего теперь не могу смотреть тебе в глаза. Той Сиратамы, которую ты любил, больше нет. Ты ведь, наверное, не знаешь, сколько всего ужасного я совершила?

Она знала, что стала ужасной женщиной. Настолько ужасная, что недостойна Кадзуми.

– Ты для меня слишком прекрасен. Глаза слепишь. – Шепот звучал вымученно. – Поэтому постарайся поскорее забыть меня, найди счастье с какой-нибудь порядочной девушкой.

– Не хочу, – мгновенно бросил Кадзуми. – Мне слишком тебя жалко.

Сиратама закрыла рот и захлопала глазами.

– Жалко?!

Она не ожидала услышать это слово и растерялась, а на лице Кадзуми читалась печаль. Его глаза с жалостью смотрели на нее, а она чувствовала какое-то онемение где-то в голове.

– Да, жалко, – повторил Кадзуми и ласково положил руку на плечо Сиратамы. – Если ты считаешь, что не имеешь права говорить такое, я сам тебе скажу. Мне тебя жалко. Зачем тебе уничтожать себя ради семьи? Зачем в одиночку становиться негодяйкой? Ты будешь возражать, но мне это видится именно так. При чем тут долг? При чем тут решимость? Если тебе так тяжело, какая в этом ценность?

Встретив такой отпор, Сиратама не нашлась что сказать.

– Понимаешь? Я здесь не потому, что очарован сладкими речами красавицы. Я же говорил – я люблю тебя.

Схватив ее за руку, Кадзуми устремил на нее совсем другой, пронзительный взгляд:

– Прими это. Я люблю тебя. Но ведь и ты любишь меня.

Сиратама задохнулась, отвела взгляд, а потом опустила голову.

– Вовсе нет, – ответила она, но ее голос был ужасно слаб. – Я женщина молодого господина. Перестань толковать это как тебе удобно.

– Давай я украду тебя.

Он сказал это так просто, что Сиратама не сразу поняла смысл этих слов. Кадзуми, видя ее недоумение, рассмеялся:

– Вот теперь ты выглядишь совсем как в детстве. Как же я тебя люблю!

От этих его проникновенных слов Сиратама наконец пришла в себя:

– Перестань шутить!

– Я не шучу! Если ты не соглашаешься, мне остается только похитить тебя, разве не так?

– Только попробуй! Тебя непременно убьют! Я не знаю, что будет, даже если просто узнают, что ты сейчас здесь!

– Ты беспокоишься обо мне! – радостно сказал Кадзуми.

И Сиратама неожиданно вспылила:

– Не говори вслух очевидных вещей!

Кадзуми явно не понимал важности ее слов, и Сиратама почувствовала отчаяние.

– Раз так, скажи, что уйдешь со мной. Тебе нет необходимости оставаться пленницей здесь. Бежим вместе.

– Если бы я могла это сделать, то с самого начала не мучилась бы.

– Еще не поздно. Я люблю тебя и не хочу видеть, как ты страдаешь. Даже если не любишь меня, я увезу тебя с собой. Но конечно, мне не хотелось бы делать это насильно. Прошу, скажи, что ты пойдешь со мной.

Услышав это «даже если не любишь», Сиратама подняла голову, как ужаленная.

– Как же это! – крикнула она в следующий миг, пожав плечами. – Я тоже тебя любила! Но ведь ничего не поделаешь!

Услышав это, Кадзуми широко раскрыл глаза. Сиратама опомнилась. Прикрыв рот рукавом, она невольно попыталась отстраниться от него, шагнув назад, но Кадзуми не позволил ей.

– Нет, не смей, – дрожащим голосом, но решительно сказала она. – Забудь, что я сейчас сказала. Я не могу уйти с тобой.

В ее лице не было ни кровинки, но глаза смотрели прямо на него. Кадзуми напряг было руки, лежавшие на ее плечах, но тут же позволил им скользнуть вниз.

– Хорошо.

Она удивилась его странной решительности, но он посмотрел на нее таким же уверенным взглядом.

– Я не буду тебя похищать. Следующей безлунной ночью, когда все уснут, приходи в конюшню рядом с платформой Окагу. Я все подготовлю и буду ждать тебя там.

Сиратама состроила гримасу, чтобы он не увидел ее колебаний:

– Что ты такое говоришь?

– Я хочу, чтобы ты пошла со мной по своей воле.

Его голос был не более настойчивым, чем раньше, но почему-то он напугал ее.

Она медленно покачала головой и тоненьким, как у комара, голосом ответила:

– Не старайся. Я не приду.

Тогда Кадзуми снова улыбнулся нежной улыбкой, как раньше.

– Нет, придешь. Обязательно. – И с этими словами он выбрался в окно, вышел на площадку для любования луной и бросил на девушку последний взгляд через плечо. – Я буду ждать. Ты сказала, что любишь меня, поэтому теперь мне ничего не страшно. Я всегда буду тебя ждать. До встречи.

С этими словами он прыгнул вниз. Сиратама вздрогнула и бросилась к перилам, но, когда она посмотрела вниз, Кадзуми уже нигде не было видно.

* * *

После той ночи прошло совсем немного времени, как во дворце усилили охрану, потому что кто-то сообщил, что видел подозрительную тень.

Следующая безлунная ночь приближалась. Месяц истончался на глазах. «Не пойду», – думала она, но при мысли, что Кадзуми могут обнаружить, ей хотелось хоть как-то его предупредить. Но как? Сама она написать ему не могла. Поскольку до сих пор она никогда не писала слуге, Тя-но-хана обязательно начнет догадываться. Можно было что-нибудь придумать, но она не хотела, чтобы Кадзуми причинили беспокойство странными подозрениями. Значит, нужно идти самой и сказать ему, чтобы он сразу уходил. Нет ничего опаснее для него, чем оставаться на одном месте.

Вот и настал этот день, и Сиратама, с бьющимся от волнения сердцем ожидавшая, когда сядет солнце, не заметила, что все дамы-нёбо, за исключением Тя-но-ханы, как-то неестественно напряжены.

– Госпожа.

Когда солнце склонилось к западу, Тя-но-хана с улыбкой подошла к ней.