– Штефани, прости меня, – сказал Рудольф. Он шагнул ко мне, браслет недовольно дернулся, но тем и ограничился, поскольку Рудольф тут же вернулся к стене и стукнул по ней кулаком. – Богиня, да что это такое! Почему все так глупо получилось?!

Я пожала плечами и опустила взгляд, стараясь на него не смотреть. Ни к чему делать себе еще больнее и продлевать пытку. Я хотела лишь одного – уйти отсюда прямо сейчас. Браслет на руке чуть не мурлыкал, весело поблескивая рубинами. Он уже уверен, что победил. Не знаю, почему я думала о нем как о чем-то живом и мыслящем. Артефакт – это всего лишь безжизненное, безмозглое устройство, которому чужие мысли и эмоции важны, лишь если они помогают или мешают выполнять предназначение.

– Штефани, я хочу, чтобы ты знала. Пусть я и не так представлял свое признание, но другой возможности может не быть. Я люблю тебя, – внезапно сказал Рудольф.

Я молчала и смотрела на пол кабинета, чуть вытертый паркетный пол, с царапинками и неровностями. Вопрос, меня мучивший, я так и не смогла задать. Если он сейчас говорит правду, то где был полтора года? Что мешало ему прийти, если он живет и работает в Гаэрре? Или это лишь сострадание, желание напоследок подсластить горькую пилюлю? Я не знала ответа и, пожалуй, не хотела знать. Этот день измучил меня так, что сил ни на что не было. Хотелось просто прийти домой и уснуть. А завтра в моей душе Рудольфа не будет, на его место придет совсем другой мужчина. Возможно, это к лучшему? Браслет нежным гладящим движением прошелся по запястью, он больше не казался чем-то чужеродным, а стал почти родным, теплым, ласковым. Я грустно усмехнулась. Правильно думаю.

– Штефани, посмотри на меня, пожалуйста, – попросил Рудольф.

– Чтобы прощание было правильным? – я улыбнулась немного вызывающе.

Почему бы не выполнить последнюю обращенную ко мне просьбу? Мои глаза встретились с его. Браслет отчаянно запульсировал, увеличивая давление, показывая, что делаю я не то, что от меня ждут. Но все это не имело никакого значения. Потому что слова Рудольфа не были прощальным утешением. Потому что он любит меня, а я люблю его. И даже если я выйду за Николаса, никуда нам от этой любви не деться. Пройдет временное помрачение, вызванное браслетом, и чувства вернутся. Я осознала свою глупость. Не знаю, в чем обвиняли Рудольфа, но если бы я не вернула ему тогда браслет безо всяких объяснений, уверена, ничего этого тоже не было бы. Он платил по каким-то своим загадочным счетам, я – по своим. Браслет опять крутанулся на руке, усиливая нажим, я покачнулась и поняла, что нужно уходить. До очередного обморока оставалось всего ничего, а каждый обморок позволяет артефакту влезать в мое сознание и чуть-чуть его менять. Мягко и ненавязчиво, говорил папин эксперт. Нет, грубо и все перекореживая, пытаясь изменить во мне самую суть.

– Спасибо за помощь, иноры, – сказала я. – Но я, пожалуй, пойду.

– Инорита, вас нужно проводить, – неуверенно сказал напарник Рудольфа.

Сам Рудольф молчал. Добавить ему к сказанному и несказанному было нечего. Ему даже подойти ко мне сейчас нельзя, а уж о том, чтобы как-то изменить ситуацию, и речи не шло. Изменить что-то могла только я. Но могла ли?

– Мне ничего не грозит, – возразила я, берясь за ручку двери кабинета. – Я сейчас отсюда уйду, и мне станет совсем хорошо. А артефакт, в случае чего, может и защитить. Должна же быть от него какая-то польза?

– Да, он и от механических воздействий защищает, – согласился инор, который выговаривал Рудольфу. – Но я все же провожу вас до выхода.

Я не стала отказываться. По мере удаления от кабинета Рудольфа артефакт успокаивался, боль, причиняемая им, утихала, но ей на смену приходила другая, порожденная моим собственным отчаянием и нежеланием смиряться. Должен быть выход. Любой. Чувствовала я себя так, что предложи мне избавиться от этой пакости, отрезав руку, к которой он присосался, я бы ни на миг не задумалась. Вот только артефакт этого не позволит.

– Всего хорошего, инорита, постарайтесь принять случившееся, – сказал мне инор на прощание.

Принять случившееся? Наверное, он был прав, и это – лучший выход. Но смиряясь, я предаю не только себя, но и что-то в себе, что-то такое, что сломает меня безвозвратно. Я посмотрела в небо. Где-то там летают эти крылатые гады, которые утверждают, что не вмешиваются в дела людей. Не вмешиваются, только эксперименты проводят. Но я им не подопытная крыса. Сделала правильно – получи кусочек сыра, неправильно – болевой удар. У меня есть собственная воля, и я не позволю никому мной распоряжаться. Накатила злость, которая унесла все остальные чувства. Я злилась на всех сразу – на себя, на Рудольфа, на Николаса, на его двуличных родителей, на драконов, которые создали этот инструмент пытки. Из лучших побуждений, разумеется. Артефакт притих. Он опять казался чужеродным и неправильным, совершенно лишним на моей руке, и я посчитала это своей маленькой победой.

Только я зашла в магазин, Анна мне тут же сказала:

– Пришла леди Лоренц, хотела поначалу вас в торговом зале дождаться. Но тут появился инор Шварц и сразу направился к ней. Говорили они тихо, но было понятно, что он ее в чем-то обвинял, а она оправдывалась. Я их проводила в кабинет, чтобы не привлекали внимания.

Говорила Анна негромко, почти шептала, но было видно, что она чем-то обеспокоена и не уверена, что поступила правильно. К новому положению она пока не привыкла и всегда переживала, сделала ли то, что была должна.

– Спасибо, Анна, – я благодарно ей улыбнулась.

Она немного успокоилась, внимательно на меня посмотрела и спросила:

– Что-то случилось?

– Нет, все хорошо.

Я порадовалась, что браслет невидим для окружающих, и понадеялась, что моя помолвка пройдет для них также незамеченной. Доводить дело до свадьбы я не собиралась.

– Вы очень бледная, – заметила она. – И такие круги под глазами, как после болезни.

– День выдался тяжелым.

Ее слова заставили меня посмотреть на себя в зеркало, благо их в торговом зале хватало. Плохо выгляжу? Пожалуй, Анна преуменьшила воздействие артефакта на мой вид. Я была не просто бледной – кожа отдавала синевой, и скулы резко обозначились. Глаза немного впали и были обведены еще более густой синевой. Интересно, случалось ли, что невесты не доживали до счастливого момента избавления от обручального браслета в храме? Артефакт недовольно дернулся на руке, но этим и ограничился. Неужели решил, что на сегодня достаточно? Впрочем, у него еще целая ночь впереди, и не одна. Все размышления о своей внешности отошли на задний план. Во сне я не смогу ему сопротивляться. Не спать неделю? Одну ночь я выдержу, а дальше? Нужно посмотреть, что там есть в алхимических рецептах. В конце концов, неделя без сна – не самое страшное, когда стоит вопрос о сохранении собственной личности. Я отвернулась от зеркала и пошла в кабинет.

Отец сидел в кресле, которое занимали обычно тетя Маргарета или я, поэтому злость на его лице я заметила сразу, как вошла. Леди Лоренц я видела лишь со спины, поэтому о ее эмоциях судить не могла. Она вытянулась в струнку, голова ее была гордо поднята, словно обвиняли не ее, а она. Впрочем, даже если бы она повернулась, по ее лицу я бы ничего не поняла. Слишком долго она училась себя контролировать.