– Думаете, его устроит иллюзия любви?

– А он не будет знать, что это иллюзия, – отрезала леди Лоренц, к этому моменту растерявшая все свое дружелюбие. – Он не знает о ментальном влиянии артефакта, только о защитном. А мы с вами рассказывать ему об этом не будем, правда? Это не в наших с вами интересах. От того, что вы ему скажете сейчас, ничего не изменится. Браслет он снять не сможет. Через неделю вы о расторжении помолвки и думать забудете, поверьте моему опыту. А если Николас все же вспомнит о вашем желании с ним расстаться, вы сами откажете.

Она нервно улыбнулась. Наверное, вспомнила свою свадьбу. И своего мужа, о котором она отзывалась теперь столь нелестным образом.

– Вы в этом уверены? – спросил папа. – Эксперт нам сказал, что если Штефани будет сопротивляться влиянию браслета, то…

– То результат будет тот же, – отрезала леди Лоренц. – Я думаю, ваша дочь уже сама заметила, как меняется ее отношение к Николасу. А как тяжело ей дается сопротивление, вы можете видеть сами. На неделю ее не хватит. Завтра к вечеру, в крайнем случае послезавтра утром, все будет кончено.

– Дракон может снять, – ухватилась я за последний призрачный шанс.

– Богиня, да где я вам возьму дракона? – не выдержала леди Лоренц того, что ей казалось моей тупостью. Или это в ней говорила обида за сына? – Сейчас в Гарме ни одного нет. Пока мы разыщем, пройдут те же два дня. И мы опять возвращаемся к тому, что помолвку расторгать вы уже не захотите сами. И это еще если мы уговорим дракона нам помочь, понимаете? Он может и наотрез отказаться. Они сейчас декларируют невмешательство в дела людей.

Она резко выдохнула, ни на кого из нас не глядя. Она стыдилась вспышки гнева, которую не смогла удержать, но уж очень мы раздражали ее своим непониманием. Своим непониманием и нежеланием ее сына. Не знаю, что ей было неприятней. Скорее, второе. Она опять взяла со стола чашку, сделала пару глотков и продолжила уже другим, своим обычным дружелюбным тоном.

– Поэтому мы сейчас с вами разговариваем не о том, о чем нужно. А нужно нам позаботиться о подобающем платье для невесты. Организацию свадьбы наша семья берет на себя.

– А наша туда может и не приходить, – язвительно уточнил отец.

Крылья изящного носика леди Лоренц гневно дернулись, но она тут же восстановила контроль над собой и мило улыбнулась.

– Инор Шварц, вы правы, от вашей семьи вполне достаточно невесты. Но если вы изъявите желание присутствовать на свадьбе дочери, мы возражать не будем. Как и против присутствия иноры Эберхардт. Штефани, вам надо сегодня хорошо выспаться, а завтра мы займемся очень приятными для любой невесты делами.

– Леди Лоренц, говорить о свадьбе преждевременно, – твердо ответила я.

Она мелодично рассмеялась. Негромко, как раз так, как это требуют приличия.

– Штефани, мне нравится твердость вашего характера. Не верите без доказательств? Хорошо, я зайду к вам в понедельник. Действительно, нельзя же начинать такое важное дело в конце недели. Всего хорошего, моя дорогая. И вам, инор Шварц, хорошего вечера.

Из кабинета она выходила с видом победительницы, но мне сразу стало легче, лишь только за ней закрылась дверь. Ее присутствие на меня давило почти как браслет на руке. Даже больше. Браслет пока не беспокоил, а она каждым словом отнимала у меня надежду. Семь дней. Мне нужно продержаться всего семь дней. Неужели я не смогу?

– Штефани, мы непременно что-нибудь придумаем, – дрогнувшим голосом сказал папа. – Главное – не отчаивайся.

– Если верить леди Лоренц, то совсем скоро отчаяние сменится на любовь, – попыталась я отшутиться.

Отец вздохнул, встал и подошел ко мне. Его объятия были неожиданными, но оказались именно тем, чего мне не хватало. Я уткнулась в его плечо и заплакала. Он поглаживал меня по спине и говорил что-то успокаивающее. Я даже не вслушивалась в слова, смысл их сейчас был не так уж и важен.

Я уже перестала плакать, когда в дверь опять постучала Анна.

– Посыльный принес, сказал срочно, – она протянула небольшой сверток.

От него пахло чем-то странным, пожалуй, даже запретным. Пахло не на уровне обычных человеческих ощущений, как я тут же отметила, а на том пласте, который доступен только магам. Я не торопилась брать сверток в руки, хотя мне почему-то очень хотелось это сделать. Даже кончики пальцев зудели от напряжения.

Сверток принял папа. Поводил над ним чем-то, потом разорвал грубую упаковочную бумагу и вытащил синий дымчатого стекла флакон с плотно притертой пробкой и сложенный в несколько раз листок бумаги, который я сразу взяла. От волнения некоторое время не могла читать, строчки расплывались, прыгали, выхваченные буквы никак не хотели складываться в слова. Браслет опять предупреждающе заледенел – возможно, сосредоточиться я не могла как раз из-за него? Я постаралась как можно сильнее от него отстраниться, поставив внутренний барьер между собой и этим гадким артефактом, и наконец смогла прочитать.

«Снять артефакт нельзя. Но можно ослабить его действие. Во флаконе орочье зелье. Оно делает ментальное влияние невозможным почти полностью. Достаточно принимать раз в сутки. Но у него серьезный побочный эффект – человеческая магия того, кто принимает, полностью блокируется на это время и с прекращением приема может восстановиться не сразу. Но ничего другого найти пока не удается. Так что решать тебе. Рудольф».

Папа вопросительно на меня смотрел, я не стала ничего объяснять и просто протянула ему листок. Лишиться магии на неопределенное время? Практические занятия в Академии, привычное использование в быту, да и изготовление кремов станет невозможным. И все же я выпила бы зелье не задумываясь, если бы… если бы Рудольф пришел с ним сам, а не отправил с посыльным. «Я тебя люблю» – это всего лишь слова, если они ничем не подтверждены. Его не было полтора года, и он так и не объяснил, почему. И сейчас его здесь нет. А вот Николас, он всегда рядом, говорит, что любит, и хочет жениться. Он надежнее, он лучше. Он целуется так, что забыть невозможно. Ведь не только он, но и я не могла забыть тот поцелуй в Королевском Парке. Он вспоминался помимо моей воли. Если я выберу Николаса, не надо жертвовать магией – вдруг она совсем не восстановится? И как тогда жить недоучившемуся магу, помня о тех возможностях, что давал Дар? Я с ненавистью посмотрела на то место, где был браслет. Видеть я его не могла, но это не мешало ему на меня влиять. Это были не мои мысли, он нагло лез в голову и заставлял думать то, что ему выгодно. Я взяла флакон и потянула пробку. Пробка не поддавалась.

– Но магия… – неуверенно сказал папа. – Я слышал о таких зельях. Редко, но бывает, что магия уже не восстанавливается.

Пробка наконец вылетела, и я сразу сделала глоток. Зелье было горьким до невозможности, захотелось его сразу выплюнуть и полоскать рот, пока малейший привкус не исчезнет. Но зато в голове прояснилось, стало намного легче, исчезли навязчивые мысли о Рудольфе и Николасе. Но все же не полностью – они продолжали шевелиться на заднем плане, едва заметные, но не уходящие совсем. Браслет недовольно покрутился на руке. Мне почему-то подумалось, будь на его месте человек, он бы сейчас пытался проковырять панцирь, созданный зельем против артефакта, проковырять, чтобы как следует наказать меня за самоуправство.