Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О картинах. Диалог XL
РАДОСТЬ. Я наслаждаюсь живописью. РАЗУМ. Бессмысленное наслаждение, древнее и встречавшееся у великих людей – но от того не менее пустое и несносное. Поистине любой дурной пример становится еще хуже, подкрепленный весом подавших его или давностью лет. Откуда бы ни взялась привычка, ее гигантская сила стареет, и возраст хорошее делает лучше, а дурное – хуже. Как бы я хотел, чтобы вы, столь легко побеждающие ваших предков в вещах суетных, сравнялись с ними в серьезном, и восхищались доблестью и славой тех, вместе с кем бесконечно любуетесь на картины. РАДОСТЬ. А я все равно восхищаюсь живописью. РАЗУМ. О, поразительная слепота души человеческой! Всем она восхищается, кроме самой себя – а ведь среди всего, что создано искусством и природой, нет ничего более удивительного. РАДОСТЬ. Картины – моя отрада. РАЗУМ. Мое мнение по этому поводу ты, наверное, уже поняла из вышесказанного. Если бы все земные наслаждения направлялись здравомыслием, они бы возвышали нас до любви к небесному и напоминали о своем происхождении. Скажи на милость, где это видано, чтобы жаждущий любил ручей, но ненавидел его исток? А вы, отяжелевшие, приникшие к земле в вечном с нею союзе, не осмеливаетесь поднять взор к небу и, забыв о Творце солнца и луны, жадно вглядываетесь в слабейшие их подобия. Вы не замечаете переход к высокому и смотрите ниже, положив границу своего понимания там. РАДОСТЬ. Картины мне нравятся больше всего на свете. РАЗУМ. Тебе нравятся мазки кисти и краски, в которых привлекают цена и искусство, разнообразие и любопытное их расположение. Тебя пленяют живые жесты и движения этих бескровных недвижных образов, срывающиеся с мест портреты, нарисованные лица, которые будто бы дышат и вот-вот заговорят. Опасность заключается именно в том, что все это больше всего покоряет великие умы. Там, где дикарь пройдет мимо, отделавшись легким веселым удивлением, человек тонкого ума остановится надолго, почтительно воздыхая. Это, конечно, непростой вопрос, и я не собираюсь сейчас пересказывать всю историю искусства с самого возникновения, перечислять чудесные его произведения, вспоминать усердный труд художников, безумства правителей и гигантские деньги, потраченные на заморские шедевры, украшавшие римские храмы, спальни цезарей, городские улицы и портики. И, будто бы этого было недостаточно, сами римляне положили свои силы и умы, достойные высших задач, на овладение этим искусством – а до них то же самое уже сделали знаменитейшие философы Греции. По этой-то причине живопись, крепче всего связанная с природой, долго считалась вами ценнее всех умений, а если верить Плинию, греки даже ставили ее на первое место среди свободных искусств. Впрочем, я опущу эти детали, поскольку намерен быть краток и поскольку они несколько противоречат моей цели: может показаться, что я сам вскармливаю болезнь, которую обещал вылечить, и что красота произведений может извинить безумие ценителей. Нет, как я уже сказал, величие заблуждающихся не умаляет самого заблуждения. Я рассказал об этом, чтобы стала очевидной огромная сила этого зла, привлекшего к себе столь много великих умов. Ему споспешествуют и согласие толпы, царицы всех ошибок, и порождающее привычку долгое время, и средоточие всех бед: авторитеты. Так наслаждение и удивление отводят и отвлекают украдкой умы от созерцания высокого. А ты, коли тебя так радуют все эти вымыслы и призраки, внешние пустышки, подними очи к Тому, Кто расписал человеческое лицо чувствами, душу разумом, небо звездами и землю цветами, и ты станешь презирать мастеров, которыми восхищалась.
De Statvis. Dial. XLI
GAU. At delector statuis. R. Artes variae, furor idem, ipsarumque fons unus atrium, unus finis, diversa materia. G. Delectant statuae. R. Accedunt haec quidem ad naturam propius quam picturae, illae enim videntur tantum, hae autem et tanguntur, integrumque ac solidum, eoque perennius corpus habent, quam ob causam picturae veterum nulla usquam, cum adhuc innumerabiles supersint statuae. Unde haec aetas in multis erronea, picturae inventrix vult videri, siue quod inventioni proximum, elegantissima consumatrix, limatrixque, cum in genere quolibet sculpturae, cumque in omnibus signis, ac statuis longe imparem se negare temeraria, impudensque non audeat. Cum praeterea pene ars una, vel si plures, unus (ut diximus) fons artium graphidem dico, atque ipse proculdubio sint coaeve, pariterque floruerint (siquidem una aetas et Apellem, et Pyrgotelem, et Lysippum habuit) quod hinc patet, quia hos simul ex omnibus, Alexandri Magni tumor maximus delegit, quorum primus cum pingeret, secundus sculperet, tertius fingeret, atque in statuam excuderet, edicto vetitis universis, qualibet ingenii, artisque fiducia, faciem regis attingere. Nec minor hic ideo furor quam reliqui, imo vero omnis morbus eo funestior, quo stabiliore materia subnixus. G. At me statuae delectant. R. Non te solum aut plebeis comitibus errantem putes, quanta olim dignitas statuarum, quantumve apud antiquos, clarissimosque hominum studium, desideriumque rei huius fuerit, et Augusti, et Vespasiani, ac reliquorum, de quibus nunc dicere longum esset, et impertinens, Caesarum ac Regum, virorumque secundi ordinis illustrium, solers inquisitio, et repertarum cultus, et custodia, et consecratio iudicio sunt. Accedit artificum fama ingens, non vulgo, aut mutis duntaxat operibus, sed late sonantibus, scriptorum literis celebrata, quae tam magna, utique parva de radice nasci posse non videtur. Non fit de nihilo magnum, esse vel videri oportet, de quo serio magni tractant. Sed his omnibus supra responsum est,