прозе, на ум пришло бы имя самого Гуарино – не в качестве признанного факта, но в качестве злободневного предмета обсуждения. К 1435 году, когда Альберти написал трактат о живописи, Георгий Трапезундский издал свою книгу De rhetorica libri V. Это был первый исчерпывающий гуманистический трактат о риторике: до этого гуманисты опирались по большей части на классические латинские руководства по риторике Цицерона и Квинтилиана. Георгий Трапезундский был итальянизированным жителем Крита и греческим ученым, а между 1430 и 1432 годами он преподавал греческий язык в мантуанской школе Витторино Casa Giocosa; его новый трактат привнес в старую латинскую риторику массу формулировок и понятий греческой риторики, в основном из Аристотеля, Дионисия Галикарнасского и Гермогена. Тем не менее в одном отношении книга была оскорбительной. Георгий непроизвольно «укусил руку вскормивших его», а одним из итальянских гуманистов, обучавших его латинскому языку, был Гуарино – в Венеции, около 1418 года. Георгий приводит Гуарино в качестве примера плохой, несвязной и непериодической структуры предложения, используя в качестве примера знаменитый текст Гуарино – панегирик графу Франческо Карманьоле[294]. Текст показался ему несвязным и слабым: «compositione nihil fere viriliter colligatur, ac ideo supina quaedam, et futilis oratio sit» («эта речь почти совсем не связана крепкой композицией, и потому она какая-то разваливающаяся и непрочная»*). Он переписывает части absurde composita речи Гуарино таким образом, что короткие предложения соединяются в длинные. Например, Гуарино писал:

Ingens et incredibile illud occurrit, quod urbs ipsa non semel, sed toties vincenda fuit, quot arces habuit, castellaque et loco et arte munitissima. cum ne minimus quidem angulus in potestatem redigi, nisi ferro, machinamentis, et obsidionis viribus, impugnatus expugnatusque potuerit. geminas tam longe lateque fossas sub hostium oculis, inter infesta illorum tela, sub ardentissimo sole, circumducens omnem subsidiorum spem, et occasionem ademisi.

[Случилось нечто важное и невероятное: сам этот город надлежало побеждать не единожды, а столько раз, сколько в нем было цитаделей и крепостей, город, укрепленный и местоположением, и искусством. Ведь даже самым маленьким уголком нельзя было завладеть без осады и завоевания его железом, орудиями и военными силами. Ты, обведя войско вокруг двойных столь длинных и широких рвов перед глазами врагов, посреди вражеских стрел и под палящим солнцем, отнял всякую надежду на помощь и всякий благоприятный случай.]*

Георгий соединяет эти предложения в одну длинную конструкцию:

Ingens et illud et incredibile nobis occurrit, quod urbs ipsa et loco et arte munitissima, quae non semel, sed toties vincenda fuit, quot arces habuit, atque castella, cuius ne minimus quidem angulus in potestatem redigi possit, nisi obsidionis viribus, ferro, machinamentis, impugnatus expugnatus esset, geminis tam longe lateque fossis sub hostium oculis, sub ardentissimo sole, inter infesta tela, brevi tempore circumducta omnem subsidiorum et occasionum spem amisit.

[С нами случилось нечто важное и невероятное: сам этот город, укрепленный и местоположением, и искусством, который надо было побеждать не единожды, а столько раз, сколько в нем было цитаделей и крепостей, в котором даже самым маленьким уголком нельзя было завладеть без осады и завоевания его железом, орудиями и военными силами, несмотря на его двойные столь длинные и широкие рвы был окружен на глазах врагов, под палящим солнцем и посреди вражеских стрел, и вскоре утерял всякую надежду на помощь и стечение обстоятельств.]*

В категориях 1435 года – то есть с позиции compositio – можно обнаружить поляризацию стиля, общую как для области живописи, так и для области писательского мастерства. На одной чаше весов – живопись художников вроде Пизанелло, как видел ее Альберти, и сочинения Гуарино, какими видел их Георгий Трапезундский; на другой – живопись более или менее в стиле неоджоттесков, в пользу которой говорил Альберти, и более изысканный стиль периодического письма, предлагаемый Георгием. Composita противопоставляется dissoluta. Гуарино, использовавший dissolutus язык, хвалил dissolutus живопись Пизанелло. И как Георгий Трапезундский настаивал на compositus языке, так Альберти настаивал на compositus живописи. Это не вопрос критики: для нас Навичелла Джотто и гуманистическое предложение-период, или проза Гуарино и картины Пизанелло, возможно, не воспринимаются родственными с точки зрения стиля внутренней организации – но вопрос исторический: в 1435 году в представлении гуманистов эти вещи действительно казались схожими. Гуманистические термины – compositio, dissolutus, copia, varietas и все прочие – определяли точку зрения гуманистов, и внимание, привлекаемое к живописи посредством их использования, было артикулировано иначе, нежели мы привыкли. Сквозь призму compositio вытеснение Пизанелло Мантеньей и тем более вытеснение формы триптиха формой святого собеседования относятся к тому же действию, что и вытеснение прозы Гуарино произведениями поколения Георгия Трапезундского: dissolum становилось compositum.

IV. Тексты

I. Петрарка

De tabulis pictis. Dial. XL

GAU[DIUM]. Pictis tabulis delector. R[ATIO]. Inanis delectatio, nec minor vanitas, quam magnorum hominum saepe fuit, nec tollerabilior, quam antiqua. Siquidem omne malum exemplum tunc fit pessimum, quando illi vel auctorum pondus adiungitur, vel annorum. Undecunque ortae consuetudinis robur ingens consenuerit, et ut bona in melius, sic mala in peius aetas provehit. Sed o utinam, qui maiores vestros vanis in rebus facile vincitis, eosdem in seriis aequaretis, virtutemque illis, et gloriam miraremini cum quibus pictas tabulas sine fine miramini. G. Vide, utique pictas tabulas miror. R. O mirus humani furor animi, omnia mirantis, nisi se, quo inter cuncta non solum artis, sed naturae opera, nullum mirabilius. G. Pictae delectant tabulae. R. Quid de hoc sentiam, ex iam dictis intelligere potuisti, omnis quidem terrena delectatio, si consilio regeretur, ad amorem coelestis erigeret, et originis admoneret. Nam quis unquam quaeso, rivi appetens, fontem odit? at vos graves, humi accliues, affixique coelum suspicere non audetis, et obliti opificem illum solis ac lunae, tanta cum voluptate tenuissimas picturas aspicitis, atque unde transitus erat ad alta despicitis illic metam figitis intellectus. G. Pictis tabulis delector unice. R. Pennicello, et coloribus delectaris, in quibus et pretium, et ars placet, ac varietas, et curiosa disparsio. Sic exanguium vivi gestus, atque immobilium motus immaginum, et postibus erumpentes effigies, ac vultuum spirantium liniamenta suspendunt, ut hinc erupturas paulo minus praestoleris voces, et est hac in re periculum, quod iis magna maxime capiuntur ingenia: itaque ubi agrestis laeto, et brevi stupore praetereat, illic ingeniosus suspirans, ac venerandus inhaereat. Operosum sane, neque tamen huius est operis, ab initio artis originem, atque incrementa retexere, et miracula operum, et artificum industrias, et