— Благородно, — кивнул Герман. — Но вряд ли прокатит. Она затеяла ремонт в гостевом доме, чтобы уничтожить следы.

— Чушь.. Я собирался там жить, чтобы не мешать ее работе, и уговорил ее сделать ремонт,

— Нас двое, и мы повторим твой рассказ слово в слово. Кому, по-твоему, поверят менты?

— Она ничего не знала! — заорал Карпецкий.

— Предлагаю сделку, — усмехнулся Герман — Мы забудем то, что ты успел рассказать об Агнии, а ты… ты расскажешь правду, как все было возле штольни.

Стало очень тихо, прошла минута, другая, Карпецкий перевел взгляд на свои руки, нервно хрустнул пальцами.

— Ты же все знаешь лучше меня, — сказал со странным равнодушием. — У меня не было выбора. Не было. — И добавил: — Хватит. Я устал. Звони ментам. Уж если пошла жизнь под откос, так не остановишь.

Следующие два дня выдались для нас тяжелыми. В какой-то момент я испугалась, что Карпецкому и даже свихнувшемуся сыночку Упырихи удастся выкрутиться. Вызванные нами полицейские могли предъявить Степану Сергееву лишь обвинения в нападении на Карпецкого и нанесении мне незначительных побоев. Хороший адвокат покушение на убийство отметет сразу — бытовая драка, не более, а рассказом о несчастном, брошенном родной матерью ребенке даже способен вызвать к нему сочувствие. Разумеется, действовал Степан в состоянии аффекта: отношения с любовником матери у него не сложились, а тут еще выяснилось, что тот нагло ей изменяет. Сыновняя гордость взыграла, и парень схватился за обрезок трубы. Было от чего впасть в уныние. Мы, конечно, рассказали о своем расследовании и удостоились весьма нелицеприятных замечаний. С ними я готова была согласиться, своим вмешательством мы лишь все испортили. К счастью, сыщики это время без дела не сидели и в расследовании двигались примерно в том же направлении, что и мы. Без внимания не остался тот факт, что перед исчезновением обе девочки были на встрече с известной писательницей, укусы на шее жертв тоже наводили на размышления. Ремонт в гостевом доме, близость штольни к усадьбе Агнии Дорт… в общем, появление Степана Сергеева в квартире Карпецкого события лишь ускорило. Осмотр машины Стаса результатов не дал, а вот с джипом Агнии, который она пыталась поспешно продать, все было с точностью до наоборот. Несмотря на то что машину тщательно вымыли, следы крови удалось обнаружить. И несколько волосков жертвы. После анализа ДНК сомнения отпали: принадлежали они погибшей девочке.

Как только Карпецкого ознакомили с результатами экспертизы, отпираться он перестал, его рассказ в основном совпадал с тем, что мы услышали от него в ту памятную ночь, с одним исключением: Стас утверждал, что Агния Дорт о происходящем даже не догадывалась. Щадя ее материнские чувства, о страшной находке он ей якобы не сообщил. Разумеется, свою причастность к убийству Олега Шутикова Карпецкий категорически отрицал.

Степан Сергеев два дня упорно молчал, своей улыбкой вгоняя в дрожь следователей, а на третий вдруг заговорил и признался в двух убийствах. Рассказывал не спеша, подробно и даже с удовольствием. В нем не было ни страха, ни раскаянья. На вопрос следователя, почему убил девочек, по обыкновению улыбнулся.

— Ты хотел отомстить матери? — допытывался следователь.

Степан презрительно фыркнул.

— Этой дуре? Да с какой стати? Мне просто нравится убивать.

Его поведение даже у бывалых следаков вызывало шок. Они не могли понять, с кем имеют дело, и в конце концов поспешили записать его в сумасшедшие. Привезти девочку в усадьбу, а потом бросить труп в гостевом доме мог лишь чокнутый. На что он, собственно, рассчитывал? При этом никаких внешних признаков помешательства у парня не наблюдалось. В общем, он оставался загадкой для всех, кто имел с ним дело, а у психиатров в ближайшем будущем, судя по всему, прибавится работы.

На одном из допросов Сергеев заявил, что подслушал разговор между Карпецким и матерью. Карпецкий, по его словам, признался в убийстве случайного свидетеля, находившегося вблизи штольни в то время, когда Стас прятал труп. Теоретически такой разговор мог состояться. Выяснилось, что санитары частной клиники прибыли в усадьбу около семи часов вечера, а вовсе не днем, как сказал нам Карпецкий, к этому моменту Олег был уже мертв, а Стас, по показаниям охраны, вернулся в усадьбу. Однако у следователя сложилось впечатление, что Сергеев все это выдумал, сознательно «топил» и мать, и любовника. Допрос Карпецкого длился больше трех часов и закончился признанием: Олега убил он, после чего пытался инсценировать несчастный случай. Но Агнии об этом не рассказывал, более того, о найденном в лесу трупе мужчины она ничего не знала и таким образом даже не могла предположить, что Карпецкий причастен к его смерти.

— Он все-таки любит ее, — сказала я, мы с Германом сидели в парке, он с хмурым видом сообщил мне последние новости, ковыряя носком ботинка землю у себя под ногами. — По крайней мере ей, благодарен.

— Ага, — хмыкнул Герман. — Мужика обложили со всех сторон, тюрьма ему по любому светит. О словосочетании «преступный сговор» ты, надеюсь, слышала? Признав, что Упыриха все распрекрасно знала, он бы свое положение только ухудшил. А если она сумеет выкрутиться, будет кому на зону посылки отправлять. Степа наговорил себе лет на пятнадцать тюрьмы, хотя, скорее всего, отправится в психушку. Хотелось бы верить, навсегда. Мамаша вздохнет с облегчением, наконец-то избавившись от придурка.

— Она всячески пыталась избежать скандала, но теперь…

— Помяни мои слова: скандал ей пойдет на пользу. Книжки будут раскупать, как горячие пирожки.

— Надеюсь, ты шутишь?

— Не надейся. Допустим, я не прав, и ее карьере пришел конец. Ну и что? У нее есть деньги, и немалые. Уедет за границу, дождется своего Стасика, он ведь в ее глазах герой, ты и то решила, что он в этой бабе души не чаял. Уверен, эта сука была вместе с Карпецким возле штольни. И помогла ему расправиться с Олегом… Он подпустил их слишком близко, потому что женщина не вызывала подозрений. А теперь она выйдет сухой из воды… Наймет свору адвокатов, они подсуетятся, и получит наш Ромео минимальный срок. На это он, скорее всего, и рассчитывает. И будут они жить долго и счастливо. Тут хоть все понятно… — вздохнул он. — А вот сыночек… — Герман посмотрел на меня с сомнением. — Как считаешь, он псих?

— Нет. По крайней мере, не в привычном значении этого слова. Он один из тех, кто знает.

— Знает?

— Ага. Знает, кто он такой. Ему безразлична наша мораль, в нем нет жалости ни к другим, ни к себе…

— Как же… это он пока себя не жалеет, а посидит в психушке, глядишь, и заплачет, особенно когда памперсы понадобятся. Мне плевать, кто эта тварь, лишь бы его держали на привязи до тех пор, пока не сдохнет. Хотя Олега этим не вернешь и девчонок тоже. Что теперь делать-то будем?

— Зависит от того, как ты поступишь. Если сообщишь ментам, что я живу под чужим именем…

— Ты же знаешь, я этого не сделаю, — проворчал Герман.

— Спасибо, — кивнула я.