Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и сейчас: она спросила меня о Тардженте, но я перебил ее:
— Кстати, когда ты вчера вечером пыталась втолковать мне, что между нами речь может идти только о дружбе, я был уже на полпути к тому, чтобы поцеловать тебя.
Глаза у Эми стали круглыми.
— Ух ты! Несколько неожиданный поворот темы!
— Извини.
Мы немного помолчали. Потом она спросила:
— На полпути, говоришь?
— Может, даже ближе.
— Проклятье! Если бы я говорила помедленнее… — Эми рассмеялась, но я почувствовал в ее смехе какую-то неловкость.
— Наверное, мне не следовало это говорить, — раскаялся я. — Но ты, казалось, была твердо намерена придерживаться того вывода, к которому пришла, пока я был в Индиане. Впрочем… возможно, ты права.
— Возможно, я права? А я-то решила, что это было твое решение, Линкольн!
— Знаю. Но с каких это пор у тебя вошло в привычку ценить мои интеллектуальные решения? По-моему, у тебя всегда это получалось намного лучше.
Эми открыла было рот, собираясь что-то возразить, потом осеклась и помотала головой.
— Что? — поинтересовался я.
— Да так… интересное совпадение по времени. Вспомни, не успела я обмолвиться, до какой степени меня напрягают наши с тобой, мягко говоря, довольно странные отношения, как тебе тут же приходит в голову попытаться их изменить. Проклятье, знай я только, что из этого хоть что-то выйдет…
— Ну, это вовсе не потому, что ты тогда расстроилась.
— Не хочу спорить с тобой на эту тему, хотя и могла бы.
— Знаю, что могла.
Взгляд Эми стал жестким.
— Итак, получается, ты уже настроился сделать решительный шаг, а потом передумал и отказался от этой мысли, так?
— Да, новость, которую ты мне преподнесла, убила во мне всякое желание даже пытаться.
— Никогда себе этого не прощу.
— Так я тебе и поверил.
— Не веришь? А зря, это чистая правда, Линкольн. Можно сказать, это самое правдивое из всего, что я тебе когда-либо говорила.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина, вернее, повисла — такой теплой, уютной, домашней она казалась. Потом я потянулся к ней, подсунул руку ей под шею, притянул Эми к себе и прижался губами к ее губам. Она ответила мне, осторожно, но с едва сдерживаемой страстью, а потом вдруг стала почему-то вырываться. Я не мог понять, что было в ее глазах — счастье или печаль. Возможно, нечто среднее.
— Ну и кто теперь из нас обманывает другого, Линкольн? — сердито спросила Эми.
Я кивнул.
— Согласен, это действительно нечестно. Я все понимаю, Эми.
Ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего, так близко, что ее волосы щекотали мне щеку.
— Тогда прекрати.
— Ладно, — согласился я. И снова поцеловал ее. На этот раз она моментально отпрянула в сторону, пробормотав что-то вроде: «Будь ты проклят, Линкольн!», а уже через мгновение мы опять целовались, упав на диван, причем Эми почему-то оказалась сверху. Я чувствовал, какая она легкая, почти невесомая, ее волосы упали мне на лицо.
Пальцы Эми легко скользнули по моим плечам, поднялись вверх, коснулись шеи, и, как только я почувствовал их прикосновение к своей коже, вдруг что-то произошло — точно электрический разряд пробежал по моей спине. Она запустила руки в мои волосы, задев пальцами шишку у меня на затылке, и на мгновение острая боль пронзила меня, внезапно напомнив об Алексе Джефферсоне, Карен и Тардженте, и о том безымянном незнакомце с его угрозами и пистолетом, приставленным к моей голове. А в следующую минуту я уже стаскивал с нее рубашку. Мои руки жадно гладили ее узкую, гладкую спину, и все остальное перестало для меня существовать.
Позже, уже у меня в спальне, она лежала рядом со мной, теплая и уютная, закинув ногу на мое колено, пристроив голову у меня на плече и уткнувшись носом мне в шею. Дыхание Эми было глубоким и ровным, она уже засыпала, а у меня сна не было ни в одном глазу — я лежал на спине, запрокинув голову, и следил, как по потолку стремительно пробегают тени от проносящихся мимо моего дома машин.
— Напомни мне, почему мы никогда не занимались этим раньше, — попросил я.
— Привыкла, понимаешь, жить по правилам, — прошептала она.
Я почувствовал ее горячее дыхание у себя на щеке, а потом она нежно куснула меня за плечо.
Раздался телефонный звонок — его пронзительный, настойчивый звон ударил по нервам, возвращая меня к действительности. Оторвав голову от подушки, я заморгал, потом принялся шарить рукой в темноте, пытаясь отыскать телефон. Эми вздрогнула, но так и не проснулась, спала так, словно впала в зимнюю спячку, твердо намереваясь проваляться так до самой весны. Я кое-как высвободился, перегнулся через нее и достал телефон. Потом сполз с постели и с телефоном в руках вышел в коридор. Протирая глаза, я только-только успел рассмотреть высветившийся на нем номер звонившего, когда телефон пронзительно заверещал в третий раз. Звонили из дома Карен.
Я приложил трубку к уху — и в этот момент мои глаза отыскали висевшие на стене гостиной часы. Десять минут третьего.
— Что случилось, Карен?
— Он позвонил мне, Линкольн. Только что. — Голос у нее был перепуганный, в нем слышались истерические нотки.
— Кто позвонил? — не понял я.
— Тот человек! Который убил моего мужа! Спросил, какую сумму унаследовал Мэтью. Я принялась кричать на него…
— Тише, тише, Карен. Успокойся, — попросил я. Она говорила так быстро, что я мало что мог разобрать.
— Он сказал, что мне, мол, умирать необязательно, — сообщила она, на этот раз отчетливо выговаривая каждое слово.
— Что еще он сказал?
— Сказал, ему нужно все, что должно было перейти к Мэтью. Подчеркнул, что это, мол, только справедливо. Представляешь, он так и сказал: «справедливо»! Я просто ушам своим не поверила. А потом добавил, что все дополнительные указания я, дескать, получу через тебя.
— Что?!
— Да. Предупредил, чтобы я передала, что тебе позвонят по тому телефону с селекторной связью, который стоит в твоем тренажерном зале. И велел мне немедленно перезвонить тебе и все рассказать.
Теперь я был на кухне — стоял, привалившись плечом к стене и чувствуя ногами холодную плитку пола.
— Значит, он предупредил, что со мной свяжутся по селекторной связи, по телефону, который стоит в тренажерном зале?
— Да, Линкольн. Что…
— Я тебе перезвоню, Карен.
Когда я вернулся в спальню, Эми уже не спала — приподнявшись на локте, она разглядывала меня слегка заспанными глазами. Но, несмотря на это, взгляд у нее был решительный.