Я попытался было открыть рот, чтобы что-то возразить, но он не дал мне этой возможности.

— А теперь давай, Линкольн, беги, звони копам. Признаться, ты здорово меня сегодня разочаровал — не думал я, что ты кинешься к ним за помощью, да еще так быстро. Видимо, я тебе переоценил, а жаль! Что ж, иди, зови своих дружков. Меня им не остановить.

Затем наступила мертвая тишина на том конце провода, когда он бросил трубку. А потом эту тишину разорвал пронзительный вой полицейских сирен в конце улицы и голос Эми, выкрикивавшей за дверью мое имя.

Тардженту на этот раз я позвонил сам. Копы из кливлендского департамента полиции, по тревоге примчавшиеся на место происшествия, естественно, были не в курсе дела, но чем больше я вдавался в детали, пытаясь объяснить им, что происходит, тем больше все запутывалось. Они вцепились в меня, как клещ в собачий хвост. Мне хотелось позвонить Карен, однако копы продолжали терзать меня расспросами, не отпуская ни на минуту, так что не было ни малейшей возможности избавиться от них и добраться до телефона. Тарджент явился минут через сорок пять, после того как примчалась первая патрульная полицейская машина. Если мой превращенный в руины тренажерный зал и заставил его усомниться в моей причастности к убийству, то он никак этого не показал. Все время, пока я рассказывал ему о том, как развивались события, он бродил по нему, что-то бормоча себе под нос, мрачно хмыкая и гримасничая, и при этом не обращал ни малейшего внимания на мои робкие вопросы. В конце концов он заметил Эми, которая жалась в углу, отвечая на вопросы полицейского офицера. Тарджент покосился на нее, но, как ни странно, промолчал, не сделал даже попытки подойти к ней хотя бы для того, чтобы выяснить, подтвердит ли она мою версию событий этой ночи.

— У меня тут есть парочка видеокамер, они записывают все, что происходит в комнате, где стоят тренажеры, — спохватился я. — Пришлось их поставить для страховки, сами понимаете, поскольку круглосуточной охраны у нас, как вы сами видите, нет. Если хотите получить подтверждение моего рассказа, например, убедиться, что это не я стоял там на дорожке и палил по окнам собственного тренажерного зала, валяйте, забирайте их.

Потом я вернулся в офис, вытащил из камеры видеонаблюдения кассету с записью и отдал ее Тардженту. Тот взял ее без звука, что-то шепнул сержанту, который был среди патрульных старшим, после чего сообщил мне, что собирается позвонить Карен и проверить мой рассказ.

— Счастье еще, что меня не ранили, — буркнул я. — Можно сказать, легко отделался.

— А знаете, что меня больше всего удивляет? — спросил Тарджент.

— Нет. А что?

— Что этот тип упорно старается действовать через вас. То есть… понимаете, мне и раньше случалось расследовать дела о вымогательстве. Вы хотите вытянуть из кого-то деньги, обращаетесь к этому человеку и начинаете его шантажировать или угрожать ему. Но этот тип звонит Карен Джефферсон, чтобы предупредить, что скоро позвонит вам. И после этого сообщает вам, сколько он хочет от нее получить. Ну не странно ли?

Пару минут я молча смотрел на него в упор. Потом обернулся, обвел рукой свой разгромленный тренажерный зал и угрюмо покосился на Тарджента.

— Вы что, Тарджент, ослепли?! Или вы знаете психа, готового собственными руками превратить в руины свой бизнес только ради того, чтобы иметь удовольствие скормить вам придуманную им басню? Вам самому-то не смешно?

— Зависит от человека, — туманно заявил он, — и от того, насколько вам важно, чтобы я все это проглотил. Лично я считаю, что вы на такое вполне способны… Да, могу в это поверить.

Я покачал головой.

— Тогда просмотрите эту чертову видеозапись. Просмотрите ее, а после этого вы либо поверите мне, либо собственными руками дадите мне «Оскар».

Мое требование вызвать на место происшествия Тарджента только подлило масла в огонь любопытства копов, и без того уже потрясенных увиденным, однако я решительно отказался объясняться с ними, заявив, что если они желают удовлетворить его, то пусть обращаются к Тардженту. Поэтому, потеряв надежду вытянуть из меня подробности, они отстали, но еще какое-то время крутились в офисе, щелкая своими фотоаппаратами и выколупывая из стен застрявшие в них пули. Двое из них, те, что в гражданском, помогли мне немного прибраться, аккуратно смели с пола осколки стекла и куски кирпичей и затолкали все это в огромный мешок для мусора. Кое-какие тренажеры уцелели, отделавшись только парочкой царапин, но несколько стационарных велотренажеров окончательно вышли из строя — их датчики были разнесены вдребезги, и о том, чтобы их починить, не могло быть и речи. Прикинув в уме размеры убытков, я только присвистнул — похоже, тут речь шла о тысячах.

Копы наконец оставили Эми в покое, она стояла в углу, зябко обхватив себя руками. Теперь, когда в здании не осталось ни одного целого стекла, ничто не препятствовало ледяному ночному воздуху врываться внутрь и хозяйничать в зале. Подойдя к ней, я обнял ее и принялся растирать ее руки, пытаясь согреть, но это не помогло. Вид у нее был испуганный.

— Езжай домой, Эми, — предложил я. — Ты наверняка заболеешь, если будешь стоять тут на сквозняке. Езжай домой и согрейся. Извини. Мне очень жаль, что так вышло.

— Не нужно извиняться, Линкольн, — перебила она, — я просто… — Эми покачала головой. — Понимаешь, я уснула, и ты был рядом. А потом я проснулась, а тебя нет, ты разговаривал по телефону… а еще через минуту ты ушел, а кто-то принялся палить по зданию и…

— Знаю. Прости. Все произошло чертовски быстро. Я даже не догадывался, чего ждать.

Ее взгляд остановился на копах, сновавших у нас за спиной.

— Это все из-за Карен?

— Не из-за Карен — из-за ее мужа.

Эми глубоко вздохнула. Потом кивнула.

— Незабываемая ночь, верно? — хмыкнул я.

Эми умудрилась выдавить из себя улыбку, но губы ее дрожали.

— Во всех отношениях, согласен? Во всех отношениях…

— Отправляйся домой, забирайся в постель и грейся.

Эми, кивнув, вдруг привстала на цыпочки и изо всех сил прижалась ко мне. Я еще успел поцеловать ее, прежде чем она отстранилась и направилась к двери. Уже возле выхода она задержалась, чтобы спросить о чем-то сержанта — наверное, поинтересовалась, может ли она уйти. А уже в дверях вдруг остановилась и снова повернулась ко мне.

— Эй, Линкольн.

— Да?

— Говорят, когда занимаешься с кем-то любовью в первый раз, то видишь огненные вспышки, как от салюта… Так вот, если это метафора, то по мне пусть метафорой и остается, согласен?

Я рассмеялся, и тугой узел, стянувший мои внутренности, как будто ослабел. Если Эми способна обратить все это в шутку, значит, она справится.

— Я это запомню, — бросил я в ответ.

А потом она ушла.

К тому времени как убрались и остальные, было уже около пяти утра. Я отыскал большой кусок полиэтилена и рулон клейкой ленты и, повздыхав, принялся за работу. Первым дело я попытался как-то заклеить огромную прореху в стене, где еще недавно было окно, выходившее на улицу. Работая, я думал об Эми, и мой гнев на того, кто это сделал, рос с каждой минутой. Если бы не он, какая бы это была потрясающая ночь! Впрочем, и была, но только пару часов. А потом Эми уехала домой — замерзшая, измотанная и до смерти напуганная. Я спрашивал себя, догадываются ли об этом те ублюдки, которые все это устроили? Может, они даже следили за Эми, когда та садилась в машину, и хохотали. Я представил себе эту картину и окончательно взбесился.