будет сводиться к простому противостоянию консерваторов и лейбористов. Не приходилось сомневаться, кто из них окажется победителем в обозримом будущем. Англия скорее была консервативной страной юга, а не севера; страной классовой, а не массовой.

* * *

Теперь в Национальном правительстве либералов можно было заменить, а Сноудена игнорировать. Макдональд перестал восприниматься даже как номинальный глава, став вообще никем. Снова напрашивались параллели с выборами 1918 года, давшими Ллойд Джорджу пост, а консерваторам – власть. Однако и разница все же была очевидна: даже связанный по рукам и задавленный численным превосходством противника, Ллойд Джордж оставался неукротимым и властным руководителем; потенциал Макдональда, напротив, иссяк. Отсутствие динамичной силы в сердцевине правительства, равно как и нехватка толковой оппозиции тори в парламенте будут иметь катастрофические последствия для Англии. Следующие восемь-девять лет консерваторам никто не помешает.

Позиции тори начали преобладать в коалиции очень быстро. Чемберлен, сменивший Сноудена, воплотил несколько протекционистских мер, несмотря на возражения либералов в кабинете. Сначала таможенные пошлины на импорт вводились под предлогом необходимости сбалансировать торговлю; но чем дальше, тем более открыто канцлер отдавал должное своему отцу, первому защитнику дела протекционизма. Для всех стран, кроме имперских территорий, действовали 10-процентные пошлины на ввоз. Великим идеалом тори служила самодостаточная империя, отделенная от остального мира внутриимперскими предпочтениями, в точности как это рисовал отец Чемберлена: колонии и доминионы обеспечат метрополию продуктами питания и сырьем, а заодно и рынками сбыта для английских товаров.

Но за этой политикой тянулся ряд проблем. Земли, составляющие империю, имели собственную промышленность, которую, естественно, хотели защитить. Они не меньше других пострадали во время недавнего кризиса, и английские экспортные товары были им не по карману. Кроме того, после успешных выступлений Ирландии и Индии против прямого английского управления в воздухе витала идея независимости. В конечном итоге колонии и доминионы согласились поднять ввозные пошлины на товары из других стран, но сборы на британский импорт оставили на том же высоком уровне. Схема таможенной реформы, за которую консерваторы агитировали три последних десятилетия, возымела ничтожный эффект на экономику: с такими высокими ценами на товары английский экспорт вырос совсем незначительно. Критики протекционизма полагали, что тори весьма слабо ориентируются в экономических реалиях, пребывая в плену своей идеологии.

Однако провал протекционистской политики имел серьезные политические последствия. Она окончательно оттолкнула входящих в правительство либералов, традиционных сторонников свободной торговли, и Макдональд, сам не поклонник протекционизма, изо всех сил старался удержать их в кабинете. Отчаянно пытаясь сохранить единство, он напомнил тори, что те соглашались на участие именно в коалиции. На его воззвания никто не обратил внимания, и, когда канцлер отказался бросить свою протекционистскую программу, фритредеры, либералы, а с ними и Сноуден вышли из кабинета. Макдональд с болью осознавал, что фактически оказался главой консервативного правительства; он все сильнее нервничал, болел и слабел. Пропротекционистская фракция «национальных либералов» осталась в администрации и со временем влилась в ряды Консервативной партии. Тори поглотили правых либералов, как лейбористы поглотили левых.

Консерваторы наконец приняли протекционизм как аспект современной экономики. Они продолжили национализировать общественный транспорт, а со временем в государственную собственность перешли также и угольные шахты. Чемберлен «рационализировал» сельскохозяйственную отрасль, введя специальные рыночные палаты, гарантировавшие фермерам высокие цены на продукцию и поддерживавшие их щедрыми субсидиями. «Социалистический» подход канцлера к «графствам», традиционно дорогим сердцам тори, не так удивителен, как кажется на первый взгляд. Доставить удовольствие землевладельцам и фермерам для Чемберлена было не менее естественно, чем урезать помощь людям, потерявшим рабочие места, – это он и продолжил делать, эксплуатируя прежние аргументы: дескать, сокращение общественных расходов возродит «доверие» к фунту стерлингов. Для безработных никакого «социалистического» планирования не предусматривалось.

22

Пригородные ритуалы

Ни одна из предпринятых канцлером мер не имела заметного влияния на экономическую ситуацию; наибольший эффект оказала как раз та политика, которой Консервативная партия яростно сопротивлялась, – отход от золотого стандарта. Ослабленный фунт означал, что у английских экспортных товаров более конкурентоспособная цена; международная торговля постепенно наращивала обороты, и английский экспорт начал появляться на рынке. Проблема с девальвацией заключалась в том, что в норме должны были сильно вырасти цены на импортную продукцию, однако времена стояли не слишком нормальные. Обвал цен на товары народного потребления после 1929 года привел к тому, что международные платежи Англии опять уравновесились, а производство сильно выросло. Безработица тоже снизилась – сперва немного, а потом устойчиво, к 1937 году – на 10 %. Естественно, все лавры собрал канцлер-консерватор.

Уход от золотого стандарта также означал, что валюту больше не надо поддерживать высокими процентными ставками. Базовая ставка, державшаяся на уровне 5 % все 1920-е годы, снизилась примерно до 2 %. Кредиты стали выгодными, это стимулировало инвестиции и траты. Пусть консервативное Национальное правительство противилось займам на государственные расходы, частные инвесторы и бизнес взяли эту роль на себя. Последовал строительный бум, и в 1934 году воздвигли на 40 % больше домов, чем в 1929-м; к концу десятилетия появилось свыше 2 миллионов новых жилищ. Впервые в истории в Англии оказалось больше домов, чем семей. Большую часть жилья построили в пригородах на юге Мидлэндс или в «сельских» продолжениях уже существующих пригородов. Некоторые выросли вдоль дорог между разными городками – в рамках так называемой «ленточной застройки». Вокруг Лондона серьезно расширились Слау, Хейс, Кентон, Аксбридж, Хиллингдон, Фелтем и Кингсбери; географы сравнивали столицу с гигантским осьминогом, запускающим щупальца в сельские окрестности. Масштабы строительства породили различные движения в защиту сохранения свободных пространств и сельской местности; бесконтрольный рост пригородов критиковали повсюду. Болдуин, один из архитекторов этого хаоса, сетовал на разрушение деревни, но не предпринимал никаких шагов, чтобы остановить беспорядочное расползание поселений.

Строительный бум происходил за счет частных инвестиций: Национальное правительство прикрыло жилищную программу, которую лейбористы пытались возродить своим Законом об обеспечении жильем 1930 года. При минимальных ограничениях и правилах, а также в условиях дешевизны денег строительные фирмы брали займы на покупку земли и быстро застраивали ее домами. В межвоенный период частные компании построили в Лондоне больше 600 000 домов, притом что местные власти субсидировали постройку только четверти из них.

При сохранении низкой процентной ставки низы среднего и верхи рабочего классов могли позволить себе покупку дома. «Дешевое» жилье стало доступным для людей с постоянным доходом благодаря таким строительным фирмам, как Halifax и Woolwich, расцветшим после краха Уолл-стрит. Стремясь нажиться на своих переполненных резервах, строительные общества снизили первый платеж от потенциальных клиентов аж до 2 %. Новый дом в Лондоне стоимостью 800 фунтов стерлингов можно было приобрести, внеся всего 25 фунтов, а остальное выплачивать затем под 3 %; к тому же правительство предлагало плательщикам ипотеки налоговые льготы. Муниципального жилья не хватало, так что семьи из нижних слоев среднего класса и верхних рабочего подталкивали