Через полчаса они свернули с шоссе на извилистую песчаную тропинку. Между ними висело тяжелое молчание, и знакомый страх сжал сердце Валоны. Она не знала слов, чтобы выразить свои чувства к Рику, поэтому даже и не пыталась.

Что, если он ее бросит? Для мужчины Рик был сравнительно невысок, с нее ростом, а весил и того меньше. Во многом он оставался сущим ребенком. Однако до того, как ему отключили мозги, он явно был из образованных. Из образованных и непростых.

Сама Валона систематического образования не получила. Закончила ремесленное училище, где ее научили читать, писать и обслуживать ткацкие станки. Однако ей хватало ума понимать, что далеко не все столь ограниченны. Взять того же старосту, чьи знания приносили поселку огромную пользу. Иногда на фабрику наезжали с проверками нобили. Лона никогда не встречала их вблизи, но как-то раз побывала в Городе и своими глазами видела несколько невероятно величественных существ. Изредка рабочим случалось слышать, как разговаривают образованные. Их речь звучала иначе: более гладко, певуче. А сколько длинных слов! И речь Рика, по мере того как к нему возвращалась память, становилась все больше похожей на их речь.

Его первые слова напугали Валону. Он произнес их совершенно неожиданно после мучительного, со слезами, приступа мигрени. Выговор у него оказался чудной, но все попытки его выправить ни к чему не привели.

Уже тогда она испугалась, что к нему вернется память и он ее бросит. Кто она такая? Всего-навсего Валона Марч, прозванная Лоной-Орясиной. Она никогда не была замужем. Да и кто возьмет такую: здоровенная деваха с крупными ступнями и покрасневшими от работы руками. На танцульках по выходным ей приходилось подпирать стенку и с немой обидой смотреть на парней, в упор ее не замечающих. Лона была слишком внушительной, чтобы глупо хихикать и улыбаться.

Никогда ей не прижать к сердцу дитя. Девушки вокруг рожали одна за другой, ей же оставалось бросать со стороны завистливые взгляды на что-то безволосое, розовое, с зажмуренными глазками, липким ротиком и беспомощно сжатыми кулачками… «Твоя очередь, Лона». «А ты когда родишь, Лона?»

Она только отводила глаза.

А затем появился Рик, сам немногим отличавшийся от младенца. О нем тоже надо было заботиться: кормить, выводить на прогулку, баюкать, когда его мучила головная боль. Дети с хохотом бегали за ней, крича: «Лона-Орясина завела себе дружка! У Орясины дурень-дружок! Рик-женишок!»

Когда Рик смог самостоятельно выйти на улицу поселка (Лона была так горда, когда он сделал первый шаг, словно Рику и правда был один год, а не все тридцать), дети принялись бегать вокруг него, вопить и насмехаться над взрослым мужчиной, жмурящимся от страха. Тот только ежился и скулил в ответ. Лоне не один раз пришлось выходить из дома и отгонять ребятню, грозя кулачищами.

Ее кулаков опасались даже взрослые мужики. В день, когда Рик впервые пришел с ней на фабрику, она одним мощным ударом вырубила начальника цеха, отпустившего за их спинами непристойность. Фабричный совет оштрафовал ее, удержав недельный заработок. Если бы не заступничество старосты, решившего, что Лону спровоцировали, не избежать бы ей суда.

Вот почему она не хотела, чтобы к Рику вернулась память. Лоне нечего было ему предложить, и она эгоистично рассчитывала, что он навечно останется беспомощным и пустоголовым. Просто она впервые стала для кого-то спасительным островом. И теперь боялась вновь стать островом необитаемым.

– Рик, а ты уверен, что это было воспоминание?

– Да.

Они стояли посреди полей. Солнце окрасило алым окрестности. Вскоре должен был подуть ароматный вечерний ветер, шахматная доска ирригационных каналов уже начала багроветь.

– Моей памяти можно доверять, Лона, сама знаешь. Например, не ты научила меня говорить. Я сам вспомнил слова. Согласна?

– Да, – нехотя ответила она.

– Я помню дни, когда ты увозила меня, еще бессловесного, в поля. Я постоянно вспоминаю все новые и новые подробности. Вчера вспомнил, как ты поймала мне кыртового светлячка. Сжала ладони лодочкой и дала заглянуть между большими пальцами. Там, в темноте, сиял оранжево-пурпурный огонек. Я засмеялся и попытался просунуть туда руку. Светлячок улетел, а я расплакался. Тогда я не знал, что это за насекомое, – теперь знаю. Но ведь ты не рассказывала мне о том случае, правда?

Лона покачала головой.

– И тем не менее все было именно так? Мои воспоминания не лгут?

– Все так и было, Рик.

– А теперь я припомнил кое-что из моей прежней жизни. Должна же была быть у меня прежняя жизнь.

Должна, конечно. При одной мысли об этом на Лону наваливалась тяжесть. Его прежняя жизнь наверняка мало походила на нынешнюю. И прошла она на другой планете. Ведь единственным незнакомым Рику словом было слово «кырт». Лоне пришлось объяснить, что так называется растение, важнее которого нет ничего на Флорине.

– Что же ты вспомнил? – спросила она.

Рик сразу как-то увял и замялся:

– Лона, воспоминание довольно путаное. Просто вспомнил, что у меня была работа. Вспомнил, в чем она заключалась. По крайней мере, отчасти.

– В чем же?

– Я анализировал Ничто.

Лона резко повернулась к нему и пристально посмотрела в глаза. Потом приложила ладонь к его лбу, но Рик в раздражении отстранился.

– У тебя опять разболелась голова? Ты уже несколько недель не жаловался на мигрень.

– Ничего у меня не болит. Отстань.

Она сразу потупилась, и Рик прибавил:

– Я вовсе не имел в виду, что ты мне надоедаешь, Лона. Только хотел сказать, что чувствую себя хорошо и тебе не надо так беспокоиться.

Она просветлела.

– А что значит «анализировал»?

Рик знал слова, о которых Лона понятия не имела. Она робела при одной мысли о том, каким образованным он был когда-то.

– Это означает… – Он ненадолго задумался. – Означает «разлагать на части». Представь, как мы разбираем сортировщик, чтобы выяснить, почему сбоит сканирующий луч.

– А-а. Но, Рик, неужели можно ничего не анализировать? Разве ж это работа?

– Я не сказал, что ничего не анализировал. Я сказал, что анализировал Ничто. С большой буквы «Н».

– А это не одно и то же? – спросила она, подумав про себя: «Ну, вот и все. Я стала для него дурочкой. Скоро он с отвращением меня бросит».

– Разумеется, нет. – Рик глубоко вздохнул. – Сожалею, но я вряд ли смогу хорошо объяснить. Пока это все, что я вспомнил. Однако работа наверняка была очень важной. Я это чувствую. Сомневаюсь, что я был преступником.

Валона поморщилась. Зря она тогда ему рассказала. Она убеждала себя, что предупредила Рика ради его же блага, хотя в глубине души понимала: она сделала это, чтобы еще крепче привязать его к себе.

Это случилось, когда Рик впервые заговорил. Он заговорил так внезапно, что Лона перепугалась. Даже не решилась посоветоваться со старостой. В следующий выходной она сняла со своих накоплений пять кредитов (все равно мужчины, который выбранил бы ее за то, что она растранжирила свое скромное приданое, на горизонте не просматривалось) и отвезла Рика в город к врачу. Имя и адрес были написаны на клочке бумаги, тем не менее ей потребовалось два часа кошмарных блужданий среди мощных колонн, возносящих к солнцу Верхний город, чтобы найти нужное здание.